— Знамо дело… Так говорят в городе… Сказывают он умен и богат…
Перекусихина обмолвилась:
— Видела я где-то его. Хорош! И видела его портрет рисованный Рокотовым: красавец!
Протасова, не слыша Саввишну, завершила свою мысль:
— Поелику Завадовские то сходятся, то расходятся, но Петр Васильевич не разводится окончательно из уважения к ее матери и Кириллу Разумовскому.
Императрица, слушала все оные невеселые новости с немым ужасом. Засим удрученно молвила:
— А ведь граф говорил мне, что в домашнем быту он провождает последний квартал своего века с удовольствием. Жена по сердцу, детьми утешается.
Перекусихина подняла глаза вверх, перекрестилась.
— Лукавит граф. Вот как в жизни бывает!
Протасова заявила безапелляционно:
— Стареет наш былой красавец, оттого и ссоры с молодой женой.
— Несчастный отец, — пожалела его Екатрина, — каково ему!
Дети его теперь единая радость, а они умирают один за другим.
— Не все же, Ваше Величество! У них, кажись, есть еще двое.
Младшему ребенку пол года.
Не ложно расчувствовавшись, Екатерина написала ему соболезнующее письмо. Через день он ответил:
Слезы императрицы размыли несколько слов в письме.
— Господи, — прошептала она, — хоть бы он сам не умер. Tout passé, tout casse, tout lasse.
Начало нового девяносто четвертого года было испорчено известием о смерти дочери графа Александра Сергеевича Строганова, Софьи. Красавица дочь умерла во цвете своих восемнадцати лет.
Печальную новость принесла Анна Степановна Протасова. Императрица, вздрогнув, с ужасом посмотрела на нее. Дочь Строганова жила с матерью, коя, оставив мужа, уже много лет жила с ее бывшим фаворитом, Иваном Римским-Корсаковым и даже родила ему внебрачных детей.
— Как? София Александровна Строганова? Не может быть! Отец не мог нарадоваться ей, все время токмо о ней и говорил…
— Да, он очень, сказывают, ее обожал. И она его почитала, часто приезжала к нему, отпросившись у матери.
— Господи! Каковая же хворь ее сгубила?
Протасова пожала плечами:
— Слыхала, скоротечная грудная болезнь…
— Чахотка! Ужас! Где похоронят?
— Сказывают, в селе Марьино, Новгородского уезда, где ее матушка теперь проживает.
Перекусихина горестно качала головой:
— Такая красавица! Такая красавица! Каковая горькая судьба!
— Сказывают, граф, с горя, слег.
Екатерина, сама весьма расстроившись, ездила к графу выразить свои соболезнования. Граф, приняв ее, говорил с трудом и, не стесняясь слез, беззвучно, иногда всхлипывая, плакал. Екатерина приехала от него совсем разбитая. И Перекусихина и Протасова и Браницкая утешали ее, убеждая, что пройдет время и граф успокоится. Но прошло две недели и месяц и два, а он, сериозно занемогши, так и не появлялся на приемах императрицы. Стали поговаривать, что самочувствие его вполне ладное, но вот духом он пал, ничем не хочет заниматься, токмо любуется своими картинами. Екатерина пожелала навестить его с малой свитой. Застали они его с племянником, белолицым, румяным, весьма крупного телосложения полковником Николаем Новосильцевым, незаконнорожденным сыном его сестры Марии, коий был воспитан в доме дяди.
После приветствий, осведомившись о здоровье графа, Екатерина, дабы не затрагивать больную материю о дочери, заговорила с его племянником.
— Поведайте-ка нам, господин Новосильцев, где учились, чем упражняетесь, каковы ваши успехи на новом поприще?
Смущенный молодой кавалер, ответствовал: