Екатерина Великая. Завершение Золотого века

Да, она любить жизнь! И не беда, что у нее часто болят голова и ноги. Кто бы сказал ей, двадцатилетней, что в старости она все еще будет хотеть быть счастливой и желанной? Она бы посчитала бы оное за нонсенс, но, теперь она должна признать, что это так. Что ж, она должна согласиться со знаменитой Нинон де Ланкло, коя утверждала, что когда женщине исполнится тридцать, первое, что она начинает забывать, так это свой возраст; а в сорок он уже совершенно изглаживается из ее памяти. Как же права, эта француженка еще и тем умозаключением, что чем меньше страсти выказываешь, тем большую страсть возбуждаешь! Как жаль, что она не знала об том в пору своей безумной любви к Григорию Потемкину… Слава Богу, со страстью покончено. Она, пожалуй, испытывает паче привязанности к Платону, нежели он к ней. Привязанность их сродни более материнской с ее стороны и сыновьей с его. Однако она ему благодарна, что он позволяет ей не забывать, что она весьма чувствительная женщина.

Всем известно: она умеет быть благодарной. Князю Зубову давно не надобны подарки. Он требует власть и влияние на все дела, он требует всего того, чем обладал Потемкин, и даже больше того. И все, чего он хочет, Екатерина ему дает, понеже ей хочется покоя, хочется верить, что ее фаворит стоит всех сих чинов и регалий. Теперь он — князь. Князь Зубов совмещает тринадцать ответственных постов. Не приняв участия ни в одном сражении, не будучи даже когда-либо участником похода, он состоит генерал-инспектором всей армии, не имея представления о вновь приобретенных русских провинциях, он состоит их губернатором, не обладая ни опытом, ни надлежащими познаниями, ни подготовкой, он управляет всевозможными сложнейшими делами, убирает и назначает министров…

Она не слепая и видит, что он не хуже и не лучше других: обычный офицер, в каковой-то степени умеющий вести государственные дела при помощи сведущих помощников. Дабы подбодрить своего любимца, Екатерина намеренно льстит ему, говоря о его гораздых способностях в таковом молодом возрасте. Пусть поверит в оное и, может статься, станет таковым. Все его недостатки она знает. А кто осмелится сказать о них ей в открытую? Для кого репутация императрицы и благо государства стоят выше личной выгоды? Уж давно, все те немногие, кои решились выступить против Светлейшего князя Зубова, лишены своих должностей и удалены от двора.

Едино сожалительно то, что те, кто верит в лучшее будущее отечества, объединились вокруг Великого князя Павла. Она же окружена людьми, которые, частью, чтобы угодить Зубову, частью любовно щадя ее покой, беспрестанно заверяют ее, что в России все обстоит лучше, чем когда бы то ни было. Но она знает, все совсем не так.

Она не желает заводить разговоров касательно баснословных расходов фаворита, кои он за семь лет потратил более, нежели Светлейший князь за двадцать лет. Для чего? Все-равно концов не найти. Вестимо, естьли б она захотела, она могла бы испросить, к примеру, как можливо чиновникам, получающим несколько сот рублев жалованья в месяц, строить себе в Петербурге великолепные дома. Но она не спрашивает. Не желает спрашивать. Ей надобно поберечь себя, понеже заметно сдала последнее время. Она радуется заметному росту населения в своей столице, приветствует строительство великолепной красоты зданий и усматривает в оном признаки улучшения жизни ее поданных. Пусть все идет, как идет. Россия должна быть благодарна ей за то, что она сделала для нее.

Екатерина прошла через кабинет в турецкую комнату. Туда она приказала Перекусихиной принести фрукты. Разместившись вместе с Саввишной на низкой тахте, она завела с ней разговор о завтрашней поездке в Кусково, к графу Шереметьеву.

* * *

Александр Романович Воронцов, беспокойно вышагивая вокруг длинного стола в своем приемном зале, говорил, обращаясь к узкому кругу друзей:

— Ведаете ли вы, господа, что наш одноногий граф Валериан Зубов, недавно произведен в генерал-аншефы, паче того, назначен Главнокомандующим войск и направляется на Кавказ для приведения в исполнение химерического проекта своего братца, князя Платона Зубова.

Князь Куракин хихикнул:

— Вы имеете в виду безрассудный план завоевания Передней Азии до самого Тибету?

— Таковое безумие, — заметил брат Александра Куракина, Иван, — могло зародиться токмо в воспаленном мозгу Платоши Зубова.

Иван Иванович Шувалов, после недельной болезни, не слышавший о сей новости, покраснев лицом, изрек:

— Мыслимое ли сие дело, воевать теперь с Персией, когда у нас, после четырехлетней войны с турками, а следом, с поляками так истощились силы и казна!

— А Зубовым-то что? Они на коне! Даже колченогий Валериан… — Воронцов сделал паузу и обратился с объяснением к своему дяде — старику Шувалову: