Екатерина Воронина

Темой дипломной работы Кати была «Скоростная погрузка флота». Тема не новая. Но в отличие от других дипломантов Катя говорила о том, что мешает скоростной работе. Это было не то обычное, полуакадемическое-полуученическое исследование, к каким здесь привыкли, а боевая работа, изложенная местами не слишком доказательно, часто чересчур категорически и безапелляционно, но привлекательная страстным желанием все изменить, это всегда покоряет слушателей.

Леднев сидел, повернувшись к кафедре. Катя видела его красивое лицо с небольшим, но сильным подбородком. На нем был белый китель с золотыми пуговицами. Перед Ледневым лежала Катина работа. Он не перелистывал ее, а внимательно слушал и Катин доклад, и выступления ее оппонентов. На его лице не было той снисходительной улыбки, которой высокопоставленные товарищи пытаются смягчить молодую, задорную, а потому простительную в своей бездоказательности критику в их адрес. Лицо Леднева выражало только спокойствие человека, который находится в центре внимания, знает это, привык к этому и своей многозначительной сдержанностью как бы говорит: «Я все знаю, все вижу, но свое отношение к происходящему я выскажу только тогда, когда придет время и надо будет сказать решающее слово».

Перешли к обсуждению работы. Леднев задал Кате несколько вопросов. У него был спокойный голос с окающими интонациями, по которым узнается человек, выросший на Волге. Это был уверенный голос человека, хорошо знающего, что, как бы тихо он ни говорил и что бы он ни говорил, его будут слушать. Когда Катя отвечала ему, он дружелюбно кивал головой, показывая, что удовлетворен ее ответом.

Вопросы его сводились к уточнению некоторых цифр, приведенных в дипломной работе и подчеркнутых красным карандашом, – свидетельство того, что работа им прочитана.

Один из членов комиссии начал возражать Кате. Леднев некоторое время внимательно его слушал, потом вдруг поднялся со своего места, попрощался с директором, поклонился Кате, кивнул сидящим за столом и вышел. Произведенные этим уходом шум, движение стульев, прощание отвлекли общее внимание от Катиного оппонента и заставили его смешаться. Своим неожиданным и не совсем вежливым уходом Леднев показал свое неодобрение его высказываниям и неуместность спора со студенткой, совсем неплохо выполнившей свою работу. Своеобразная форма высказывания «решающего слова».

Эта встреча ничего не прибавила тогда к их знакомству. Катя волновалась, как волнуются все дипломанты. Повышенная чувствительность к каждому вопросу, замечанию, естественно, распространялась и на Леднева. Он был одним из тех, кто мог или одобрить, или обругать ее. С ним все сошло благополучно – славу богу. Но потом, когда нервная напряженность выпускных экзаменов сменилась умиротворенным сознанием, что все позади, Катя с удовлетворением отметила, что Леднев был в числе ее доброжелателей, умно и достойно вел себя перед лицом ее запальчивости, не слишком уместной на защите диплома.

Сквозь его сановитую благожелательность она ощущала внимание, выходившее за пределы чисто делового интереса, не случайное внимание случайного человека, не тот мимолетный взгляд, который бросил на нее Леднев тогда, в коридоре, а нечто большее. Быть может, именно этим и объясняется неожиданное появление Леднева на ее защите. Конечно, и такой интерес был для Кати не новость. И раньше были люди, которым она нравилась. Но, как всякая женщина, она не могла не отметить это. Тем более что этот человек так убедительно доказал свой ум и достоинство. И он появился именно тогда, когда она начинала новую жизнь.

Ощущение нового периода жизни с его волнениями и надеждами преобразило даже казенное здание пароходства, куда Катя явилась за назначением. Четырехэтажный особняк, расположенный на самой шумной улице города, выложенный по фасаду белым кафелем и изуродованный бесчисленными названиями размещенных здесь речных учреждений: длинные, плохо освещенные коридоры с поворотами и ступенчатыми переходами; скучные стены, выкрашенные масляной краской всем известного зеленовато-голубого учрежденческого цвета и увешанные объявлениями, приказами, стенгазетами и досками почета; высокие двери со стандартными табличками, обозначающими отделы, сектора, управления, их начальников, заведующих, заместителей начальников и заместителей заведующих; монотонный шум большого учреждения, телефонные звонки, стук пишущих машинок, громкие голоса диспетчеров, разговаривающих по селектору, – все это, всегда такое чужое, обернулось вдруг новым качеством, открылось дверьми в просторный мир.