Читаем Екатерина Воронина полностью

— Неожиданная встреча! — заговорил он. — Вы давно в Ленинграде?

— С неделю, — ответила Катя, удивляясь своему спокойствию.

— Какими судьбами?

— В командировке.

— Где остановились?

— В «Астории».

— Хорошая гостиница.

— Мне удобно. Институт рядом, на улице Герцена.

— Водного транспорта, — определил Мостовой уверенным тоном человека, хорошо знающего свой город.

Некоторое время они молча двигались в толпе, потом Мостовой сказал:

— Как странно! Вы здесь, в Ленинграде, да еще на этом концерте…

— Да, смешно.

В зале их места были боковые, и они сидели, чуть повернувшись к эстраде. Мостовому был виден Катин характерный, чуть скуластый профиль, тяжелые каштановые волосы, облегавшие стройную смуглую шею.

После концерта, подавая ей шубу, он спросил:

— Надеюсь, я вас еще увижу? Я покажу вам город.

— Заманчиво, конечно. Но это возможно только вечером. А вечером мы ничего не увидим.

— Все увидим.

— Ну что ж, позвоните мне послезавтра в восемь часов. Вероятно, я буду дома.

Юность, война… Город в затемнении, госпиталь, раненые, Евгений Самойлович… У Кати не было злого чувства к Мостовому. То, что тогда, в двадцать лет, представлялось катастрофой, теперь воспринималось спокойно. Когда-то ей хотелось отомстить Мостовому, причинить ему ту же боль, какую он причинил ей. Теперь ей было безразлично даже, что он думает о ней. Не было интереса. Чужой! Все, что в нем есть хорошего, — это его. А в Ледневе все, и хорошее и плохое, — это ее. Мостовой — прошлое, оно кончилось и никогда не вернется. Леднев — будущее. Несмотря ни на что.

Мостовой позвонил точно в назначенное время. Катя надела шубу и спустилась.

Он уверенно вел машину. Сначала они поехали по набережным Невы, затем на Васильевский остров и Петроградскую сторону. Потом к Смольному. Даты, стили, исторические анекдоты так и сыпались с его уст вместе с именами архитекторов и скульпторов.

Иногда он останавливал машину, и они выходили. Пальто его было распахнуто, шляпа съехала на затылок. Веселый, оживленный, он был еще хорош собой.

— Великолепно, — сказала Катя. — Но ведь это старый Петербург.

— Можно поехать на Выборгскую сторону, — ответил Мостовой. — Крейсер «Аврора» я вам показал… Что касается войны, то знаете, война не оставляет памятников.

— Да, — сказала Катя, — она остается в сердцах и судьбах.

Он быстро взглянул на нее.

— Расскажите о себе, Юра, — попросила она.

— Что вам сказать? — ответил Мостовой. — Работаю в научно-исследовательском институте. Лауреат… Даже дважды, если уж быть точным… Кандидат технических наук. Собираюсь докторскую защищать. Ну, что еще? Дочери восемь лет, пошла в школу. Жена — искусствовед.

— Вот откуда такая эрудиция, — засмеялась Катя.

Они вернулись в гостиницу. Мостовой предложил зайти в ресторан.

— Устала я, — сказала Катя, — и есть не хочу…

— Ненадолго. Хоть мороженого поедим, — настаивал Мостовой.

Ресторан был полон. Между столиками танцевали девушки с моряками. Мостового здесь знали и накрыли ему отдельный столик. Он заказал мороженое и коньяк.

— Почему вы не замужем? — спросил Мостовой.

Катя усмехнулась.

— Так как-то, не пришлось. Впрочем, я еще не теряю надежды.

— У вас есть дети?

— К сожалению, нет.

Он выпил свой коньяк. Катя пригубила рюмку.

— Потанцуем? — предложил Мостовой.

— Не хочется, — ответила Катя. — Вы со своей женой познакомились после войны?

— Да.

— Ну, а что с той, фронтовой?

Он натянуто улыбнулся.

— О ком вы спрашиваете?

— Мне казалось, у вас на фронте что-то было.

— Ничего особенного не было, — сказал Мостовой.

— Вы не знаете, что с Евгением Самойловичем? Где он? — спросила Катя.

— Был здесь, в Ленинграде. Я, правда, его не видел, но после войны он был здесь.

— Вот кого бы я с удовольствием повидала! — оживилась Катя. — Такой славный, неуклюжий… Давайте съездим к нему!

Он растерялся.

— Я не сохранил его адреса… Конечно, можно через адресный стол…

Катя молча улыбалась.

— О чем вы думаете? — спросил Мостовой.

Она тряхнула головой.

— Так, ни о чем…

— Я понимаю, Катя, вы ничего хорошего обо мне думать не можете, — сказал вдруг Мостовой.

— Стоит ли нам вспоминать наши ошибки?

— Я чувствую вину перед вами…

— Вы мне об этом уже писали, — сказала Катя. — Я вас ни в чем не виню. Да и тогда, если я кого-нибудь винила, то только себя… Видите ли, Юра… Дело не в том, что вы заставили меня страдать. Человек, которого я люблю, тоже заставляет меня страдать. Но он и сам страдает, я знаю. А вы слишком легко, слишком счастливо любите.

Мостовой молчал.

— Ну ладно, — сказала Катя, — допивайте свой коньяк. Я, честно говоря, спать хочу.

— Минуточку! Когда вы уезжаете?

— Послезавтра.

— Вы позволите проводить вас?

— Я еще не знаю, каким поездом поеду. Да и не надо меня провожать.

— А вы еще будете в Ленинграде?

— До навигации вряд ли, а уж во время навигации тем более. Может быть, в будущем году.

Он подозвал официанта, расплатился.

Они вышли из ресторана. Лифт уже не работал.

— Вот видите, — шутливо сказала Катя, поднявшись на первую ступеньку лестницы и оборачиваясь к Мостовому, стоящему внизу, — теперь мне придется пешком тащиться. А здесь почему-то второй этаж называется первым.

Перейти на страницу:

Все книги серии Тебе в дорогу, романтик

Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи
Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи

Сборник произведений народного творчества США. В книге собраны образцы народного творчества индейцев и эскимосов, фольклор негров, сказки, легенды, баллады, песни Америки со времен первых поселенцев до наших дней. В последний раздел книги включены современные песни народных американских певцов. Здесь представлены подлинные голоса Америки. В них выражены надежды и чаяния народа, его природный оптимизм, его боль и отчаяние от того, что совершается и совершалось силами реакции и насилия. Издание этой книги — свидетельство все увеличивающегося культурного сотрудничества между СССР и США, проявление взаимного интереса народов наших стран друг к другу.

Леонид Борисович Переверзев , Л. Переверзев , Юрий Самуилович Хазанов , Ю. Хазанов

Фольклор, загадки folklore / Фольклор: прочее / Народные
Вернейские грачи
Вернейские грачи

От автора: …Книга «Вернейские грачи» писалась долго, больше двух лет. Герои ее существуют и поныне, учатся и трудятся в своем Гнезде — в горах Савойи. С тех пор как книга вышла, многое изменилось у грачей. Они построили новый хороший дом, старшие грачи выросли и отправились в большую самостоятельную жизнь, но многие из тех, кого вы здесь узнаете — Клэр Дамьен, Витамин, Этьенн, — остались в Гнезде — воспитывать тех, кто пришел им на смену. Недавно я получила письмо от Матери, рисунки грачей, журнал, который они выпускают, и красивый, раскрашенный календарик. «В мире еще много бедности, горя, несправедливости, — писала мне Мать, — теперь мы воспитываем детей, которых мир сделал сиротами или безнадзорными. Наши старшие помогают мне: они помнят дни войны и понимают, что такое человеческое горе. И они стараются, как и я, сделать наших новых птенцов счастливыми».

Анна Иосифовна Кальма

Приключения / Приключения для детей и подростков / Прочие приключения / Детская проза / Детские приключения / Книги Для Детей

Похожие книги

И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман