Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)

Пиши ко мне, что с Кинбурном происходит: уже с двумя курьерами о Кинбурне ни слова не упоминаешь. Дай Боже, чтоб вы предуспели в защищении, но естьли б Очаков был в наших руках, то бы и Кинбурн был приведен в безопасность. Я невозможного не требую, но лишь пишу что думаю. Прошу прочесть терпеливо: от моего письма ничто не портится, не ломается, лишь перо тупится, и то не беда. Будь здоров, а не болен, вот что я желаю. Будешь здоров и сюда приедешь, тогда переговорим, о чем нужно будет. Я свое безпокойство мало щитаю и в щет не ставлю: авось-либо Бог силу даст снести. Один способ есть уменьшить мое безпокойство: чаще пиши и уведоми меня о состоянии дел. С нетерпением ожидаю обещанные детали. Не забудь и о Кинбурне ко мне писать. С Гр[афом] Алек[сеем] Григ[орьевичем] и о его поездке осведомлюсь, а Грейгу, конечно, ехать с ним или и без него. Конечно, луче было, естьли б Equinoxe[318] пропустили, но что делать? Что зделано, то зделано. Разве буря лишь была для нас, разве туркам она вреда не нанесла? Очаковской эскадре разве от бури ничего не зделалось? Adieu, mon Ami, полно писать, тебе недосуг читать, я чаю. Бог с тобою.

Октября 9 ч., 1787

804. Г.А. Потемкин — Екатерине II

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Я отправился в Херсон, Кинбурн и на флот. Возвратясь и увидя сам, донесу обо всем обстоятельно. Из раненых теперь меньше умирает. Реку хуже, Александру Васильевичу, кажется, полутче¹. Слабость моего здоровья не позволяет мне скакать попрежнему, а для того я не так скоро могу возвратиться.

Вернейший и благодарнейший

подданный

Князь Потемкин Таврический

13 октября [1787]

805. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Друг мой Князь Григорий Александрович. Вчерашний день к вечеру привез ко мне подполковник Баур твои письма от 8 октября¹ из Елисаветграда, из коих я усмотрела жаркое и отчаянное дело, от турков предпринятое на Кинбурн. Слава Богу, что оно обратилось так для нас благополучно усердием и храбростию Александра Васильевича Суворова и ему подчиненных войск. Сожалею весьма, что он и храбрый Генерал-Маиор Рек ранены. Я сему еще бы более радовалась, но признаюсь, что меня несказанно обезпокоивает твоя продолжительная болезнь и частые и сильные пароксизмы. Завтра однако назначила быть благодарственному молебствию за одержанную первую победу. Важность сего дела в нынешнее время довольно понимательна, но думаю, что ту сторону (а сие думаю про себя) не можно почитать за обезпеченную, дондеже Очаков не будет в наших руках. Гарнизон сей крепости теперь, кажется, противу прежняго поуменынился; хорошо бы было, естьли б остаточный разбежался, как Хотинский и иные турецкие в прошедшую войну, чего я от сердца желаю.

Я удивляюсь тебе, как ты в болезни переехал и еще намерен предпринимать путь в Херсон и Кинбурн. Для Бога, береги свое здоровье: ты сам знаешь, сколько оно мне нужно. Дай Боже, чтоб вооружение на Лимане имело бы полный успех и чтоб все корабельные и эскадренные командиры столько отличились, как командир галеры «Десна». Что ты мало хлеба сыскал в Польше, о том сожалительно. Сказывают, будто в Молдавии много хлеба, не прийдет ли войско туда вести ради пропитания?

Буде французы, кои вели атаку под Кинбурн, с турками были на берегу, то вероятно, что убиты. Буде из французов попадет кто в полон, то прошу прямо отправить к Кашкину в Сибирь, в северную, дабы у них отбить охоту ездить учить и наставить турков².

Я рассудила написать к Генералу Суворову письмо, которое здесь прилагаю³, и естьли находишь, что сие письмо его и войски тамошние обрадует и неизлишно, то прошу оное переслать по надписи. Также приказала я послать к тебе для Ген[ерала] Река крест Егорьевский третьей степени. Еще посылаю к тебе шесть егорьевских крестов, дабы розданы были достойнейшим. Всему войску в деле бывшим жалую по рублю на нижние чины и по два — на унтер-офицеры. Еще получишь несколько медалей на егорьевских лентах для рядовых, хваленых Суворовым. Ему же самому думаю дать либо деньги — тысяч десяток, либо вещь, буде ты чего лутче не придумаешь или с первым курьером ко мне свое мнение не напишешь, чего прошу, однако, чтоб ты учинил всякий раз, когда увидишь, что польза дел того требует. Сказывают, Князь Нассау к тебе поскакал⁴, а Линь все еще здесь и от своего двора ни о своем произвождении и ни о чем неизвестен.

Прощай, мой друг. Который день я от тебя имею курьера, тот день я поспокойнее, а в прочие дни в уме и помышлении все одно нетерпение знать, что у вас делается и каков ты.

Прощай, Бог с тобою.

Октября 16, 1787

Пришло мне было на ум, не послать ли к Суворову ленту Андреевскую, но тут паки консидерация та, что старее его Князь Юрья Долг[оруков], Каменский, Меллер и другие — не имеют. Егорья Большого [креста] — еще более консидерации меня удерживают послать⁵. И так, никак не могу ни на что решиться, а пишу к тебе и прошу твоего дружеского совета, понеже ты еси воистину советодатель мой добросовестный.

806. Екатерина II — Г.А. Потемкину