Екатерина Вторая и Г. А. Потемкин. Личная переписка (1769-1791)

Друг мой Князь Григорий Александрович. Поздравляю тебя со днем твоего рождения и имянин и посылаю тебе гостинец. Дай Боже тебе здоровья и всякого благополучия. Нетерпеливо ожидаю от тебя вестей. Что чаще пришлешь, то более на меня угодишь. Прощай, Бог с тобою.

Сен[тября] 30 ч., 1787 г.

799. Г.А. Потемкин — Екатерине II

Матушка Всемилостивейшая Государыня. Естли бы Вы видели мои безсменные заботы и что я ночи редкие сплю, Вы бы не удивились, что я пришел в крайнюю слабость. Уничтожение флота Севастопольского такой мне нанесло удар, что я и не знаю, как я оный перенес. Притом же в сем, что я упустил, и Бог мне помогающ везде ставил преграды, где мог. Разрыв меня застал при двух казацких полках на Буге. Вдруг зделавшаяся тревога о ложном переходе татар чрез Буг подняла целые провинции у нас и в Польше, что насилу возвратили. Не было хлеба нигде по тем местам, куда войски шли брать новые позиции, да и генерально и в самых запасных местах не более на месяц. Теперь я так изворотился, что на все войски мои станет по будущий август. Я слаб, спазмы меня мучат всякий день, которые причиняют столь сильную ипохондрию, что я не рад жизни. На тот час просил я увольнения. Теперь и имею, отчего покойнее буду, ибо естли б дошел до крайнего изнеможения, тогда бы мог взять отдых и, конечно, без крайности не пошлю к Графу Петру Александровичу.

Крайне не худо, ежели бы Князь Репнин был здесь. Он старее моих генералов и разделил бы со мною труды. На сих днях вооруженные суда в Херсоне поспеют. Я приказал атаковать Очаковский флот и силою, и хитростьми. Бог да пошлет свою помощь, чего я прошу из глубины сердца. Правда, как изволите писать, что и без Кинбурна Империя останется Империей. Но по настоящим обстоятельствам он крайне важен. Я имею две крепости, из которых ни одна ни людей, ни мест не защищают, но их должно защищать, также теперь и флот в Севастополе.

Болен ли я буду или здоров, но, приведя здесь все в порядок, к будущему месяцу должно и нужно необходимо приехать мне в Питербурх, ибо обо всем нельзя описать.

Не дивите, матушка, на меня, что я Вас безпокою: я не виноват, что чувствителен. И последние два донесения, ей Богу, в жару писал. И третьего дни пресильный имел параксизм.

После сего курьера я опишу все деталь и что я был должен делать, приказывать, строить, то Вы увидите, каково мое бремя. Ежели пожалуете мне Князя Репнина, то я крайне облегчен буду. По смерть вернейший и благодарнейший подданный

Князь Потемкин Таврический

2 октября [1787]. Кременчуг

P.S. Чтобы послать начальствовать во флот Архипелагский Графа Алексея Григорьевича, сие будет весьма у места. Но Адмирала Грейга необходимо послать туда же, потому что мы не знаем навигации и как пользоваться ветрами. Я теперь вижу, ежели бы у нас пропустили Equinoxe,[315] то бы флот Севастопольский цел остался.

800. Екатерина II — Г.А. Потемкину

Друг мой Князь Григорий Александрович. Сего утра приехал сперва курьер, отправленный 26 числа от Вас с известием, что флот, по вытерпении бури, собирается в Севастополь, а несколько часов спустя я получила письмы Ваши от 24 числа сентября. Ни те, ни другие, конечно, нерадостные, но однако ничто не пропало. Сколько буря была вредна нам, авось-либо столько же была вредна и неприятелю. Неужели, что ветр дул лишь на нас? Как ни ты, ни я сему не причиною, то о сем уже более и говорить не стану, а надеюсь от добрых твоих распоряжений, что стараться будут исправить корабли и ободрить людей, буде они унылы, чего однако я не примечаю.

Я сожалею всекрайне, что ты в таком крайнем состоянии, как ты пишешь, что хочешь сдать команду. Сие мне всего более печально.

В письмах твоих от 24 ты упоминаешь о том, чтоб вывести войски из полуострова. Естьли сие исполнишь, то родится вопрос: что же будет и куда девать флот Севастопольский? У Глубокой, чаю, что пристань и прежде признана за неудобную. Я надеюсь, что сие от тебя писано было в первом движении, когда ты мыслил, что весь флот пропал; и что мысль таковую не исполнишь без необходимой крайности. Я думаю, что всего бы лутче было, естьли б можно было зделать предприятие на Очаков, либо на Бендер, чтоб оборону, тобою самим признанную за вредную, оборотить в наступление. Начать же войну эвакуацией такой провинции, которая доднесь не в опасности, кажется спешить не для чего. Равномерно — сдать команду, сложить достоинства, чины и неведомо чего, надеюсь, что удержишься, ибо не вижу к тому ни резона, ни нужды, а приписываю сие чрезмерной твоей чувствительности и горячему усердию, которые имели не такой успех, как ожидали. Но в таких случаях всегда прошу ободриться и подумать, что бодрый дух и неудачу поправить может. Все сие пишу к тебе, как к лутчему другу, воспитаннику моему и ученику, который иногда и более еще имеет расположения, нежели я сама. Но на сей случай я бодрее тебя, понеже ты болен, а я здорова.

По известиям из Цареграда в последних числах августа еще кораблей в море Черном не было.