Я удивился непоследовательности японского командования. Конечно, надо было перехватать всех коммунистов, а не разрешать им принимать участие в управлении краем. Но на Японию оказывали воздействие иностранные державы, и в особенности свободолюбивая и абсолютно не разбирающаяся в русских делах Америка.
После японского выступления все успокоилось, и я с радостью откинул мысль о необходимости покинуть дорогую моему сердцу Россию.
Главнокомандующий Краковецкий бежал, и на его место призвали генерала Болдырева. Правда, обязанности главнокомандующего низведены, в сущности, до обязанностей градоначальника. По соглашению с японским командованием, число войск было сведено к минимуму. Их оставили столько, сколько нужно для поддержания внутреннего порядка. Были разоружены и те жалкие остатки флота, что уцелели после Японской войны. Мне, невоенному, чрезмерная осторожность казалась смешной, диктуемой трусостью интервентов. Если бы количество судов и сухопутных войск было в три раза больше, то и тогда таковые не представляли бы какой-либо опасности для японских войск. Их армия не только вымуштрована до недосягаемого для других наций предела, но, что самое главное, их сердца и помыслы так же хорошо маршируют под команду офицеров. Японцы бегают, не отставая от кавалерии, делая рысью большие, в несколько десятков верст, перегоны.
Вскоре Толюша, придя со службы, обратился ко мне за советом.
– Папочка, генералу Болдыреву как главнокомандующему нужны два адъютанта. Одного он должен иметь для переговоров с коммунистами, а другого – для переговоров с интервентами и правыми организациями. В Штабе Русьян и Николаевский указали ему на меня как на бывшего правоведа, говорящего на французском и немецком языках. Что скажешь, если выбор генерала остановится на мне?
– Конечно, Толюша, тебе хочется надеть адъютантские аксельбанты, и желание твое я понимаю. К тому же я не вижу разницы между ныне занимаемым тобой местом и предполагаемым, ибо и та и другая службы есть, несомненно, служба коммунистическому правительству, хотя и в скрытой форме. Поэтому, я думаю, что тебе отказываться от более видного предложения не следует. Но с другой стороны, теперь продолжается все та же революция, и самое благоразумное – не выдвигаться, а прятаться в щелку. Чем выше поднимешься, тем больнее будет падать. А это рано или поздно произойдет. Поступай же, дружочек, как знаешь, и служи своему генералу верой и правдой.
На другой день Толюша явился сияющим. Болдырев остановил свой выбор на нем, и Толюша вскоре перебрался жить на казенную квартиру генерала, где ему предоставили хорошую комнату.
Наступило хорошее время для Владивостока. Аресты прекратились. Приближалось время открытия Народного собрания, а не совдепа, и надо было приниматься за дела.
К этому времени приехал из Харбина Буяновский, бывший управляющий Русско-Азиатским банком в Омске, одно время занимавший должность товарища министра финансов в Омском правительстве.
Я получил от него предложение принять участие в заседаниях Банковского комитета.
На первом же заседании пришлось заявить, что мое присутствие вряд ли законно, ибо наш банк более не существует. Но Буяновский просил ему не отказывать, так же как не отказал и Щепин.
– Мы все дорожим вашим мнением бывшего председателя Банковского комитета в Екатеринбурге. К тому же нам необходимо собрать как можно больше членов, дабы к нашей организации прислушивались.
Я согласился.
С первых же заседаний стала выясняться и политика Русско-Азиатского банка. Она состояла в том, что Буяновский рассчитывал получить от местного правительства монопольное право возобновить деятельность банка во всех городах Забайкалья. Уже поговаривали об образовании буферного государства под названием Д.В.Р.
Почему было не помочь этому делу? Тем более что, если бы это удалось, то я мог бы получить место управляющего в одном из отделений.
На втором заседании Комитета зачитали приглашение министра финансов Никифорова пожаловать к нему на собеседование. Буяновский и Щепин, видимо, опасаясь того, что я на этом заседании позволю себе резкие выражения в адрес коммунизма, которые могут испортить все дело, предложили вести переговоры только с ними двоими – близкими знакомыми Никифорова.
Я сказал:
– Не лучше ли в таком случае мне совсем не приходить?
Но весь Комитет просил меня присутствовать и выслушать прения сторон. В назначенный день и час мы явились в Министерство, помещавшееся, кажется, в бывшем Морском штабе.
Как мне потом говорили, коммунисты будто бы готовились к этому заседанию и предварительно обсуждали все вопросы, вплоть до таких мелочей, в какой одежде должен был встретить нас Никифоров. Он не соглашался надеть пиджачную пару, а склонялся к косоворотке. Приняв среднее решение, он встретил нас почти в велосипедном костюме, в длинных темных брюках и в белой рубашке с полосками и отложным воротничком, опоясанный широким велосипедным поясом. Здесь же присутствовал и Леонов, министр торговли и промышленности.
Никифоров, встав с места, обратился к нам, очевидно, с заранее подготовленной речью: