Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922

К вечеру того дня мы пригласили немногочисленных знакомых: Рудневых, Циммерманов, Арцыбашевых. Подали ужин, во время которого я предложил выпить по бокалу вина за здоровье жениха и невесты.

Начались обычные в подобных случаях тосты и пожелания. Вечер прошел весело и оживленно.

Однако то обстоятельство, что Лев Львович со своей особой манерой шутить, при которой было трудно разобраться, шутит ли он или говорит серьезно, неоднократно хвалил большевиков, заставляло Рудневых быть с ним осторожными. И на вечере произошла характерная для того времени история.

Мой сослуживец по банку Александр Федорович Циммерман произнес милый тост, в котором со свойственным ему ораторским талантом остроумно уронил несколько ядовитых фраз в адрес большевиков. Настало неловкое молчание, после которого Елизавета Александровна Руднева, уведя в другую комнату Циммермана, сказала:

– Будьте осторожней в этом доме, ведь Николаевский и его товарищи – большевики.

Со свадьбой наши нареченные торопились, почему и решили ее устроить 23 мая.

Несмотря на скудность средств, хлопот было много. Целыми днями Наташа с матерью бегали по модисткам и портнихам. Наконец настал и день свадьбы. Мы украсили, насколько могли, нашу небольшую квартирку.

Особенно, помню, много возни было с установкой столов. Гостей пригласили сорок человек, а места не хватало. Но голь на выдумки хитра. Мы поставили стол поближе к стене, у которой вместо стульев стояли сундуки, накрытые разными гардинами, и затем к нему с обеих сторон придвинули узкие столики, взятые из кофейной. К нашей радости, все приглашенные разместились в одной комнате. Сервировка была привезена еще из Иркутска. Стены комнаты очень остроумно раскрасила Е.А. Руднева, прибив на небольшом расстоянии друг от друга плоские жестянки из-под китайской водки. В них налили воду и поставили цветы.

Вся комната превратилась в беседку из цветов. Преобладали белая сирень и черемуха.

Ни обеда, ни завтрака мы сделать не могли, сервировали чай с тартинками и заготовили в большом количестве крюшон, который так вкусно умел готовить Толюша.

На свадьбу шаферами приглашены Русьян и Щербаков – к жениху, а Толя и Шаравьев – к невесте. Все четверо носили аксельбанты, что делало обряд венчания парадным. К тому же генерал Болдырев и начальник его Штаба Антонович любезно уступили свои автомобили, что было совсем шиком.

Венчание совершалось утром в университетской церкви, куда против обычая проехал и я с женой. Хор певчих был великолепен и тронул меня до глубины души. Дома встретили молодых, как водится, благословением образом и хлебом-солью, а затем принялись за классический холодный крюшон.

Молодежь сильно подвыпила, говорилось много тостов, хороших слов и пожеланий.

Но я был настроен далеко не весело. Грустно расстаться с дочуркой, да еще при таких исключительно скверных обстоятельствах – неустойчивости политического положения, материальной нестабильности и полной необеспеченности завтрашнего дня. Тяжелое настроение внезапно вылилось в моей небольшой речи, которую совершенно неожиданно для себя я закончил почти слезами, чувствуя от этого себя виноватым перед дочуркой.

Часов в пять вечера молодые в сопровождении шаферов выехали на двух автомобилях на дачу Липарских, где нам удалось нанять для молодых хорошенькую комнату, общими силами уютно меблированную.

Гости, не исключая генералов Болдырева и Антоновича, засиделись далеко за полночь.

На следующий день особенно остро почувствовалось наше одиночество. Настало время, семья созрела, и птенцы вылетели на волю, оставив в гнезде лишь нас, стариков.

День был хороший, и я отправился на сопку Орлиное Гнездо, что высилась против наших окон.

Улегшись на землю, смотрел я в бесконечную глубину полного величавого спокойствия неба и горячо молился Всевышнему о том, чтобы выйти из затруднительного положения и найти работу, дабы смочь содержать семью.

Какой величавый вид открывался с этой горы и на прекрасный город, и на причудливые берега многочисленных бухт и заливов, и на бесконечное, местами точно завесой прикрываемое спускавшимися туманами, сверкающее на солнце зеленовато-голубыми волнами море.

Девальвация

Во время семейных хлопот и забот продолжались заседания Банковского комитета.

В назначенный трехдневный срок я исполнил задание и представил в Комитет проект девальвации.

Оставленные при бегстве из Владивостока бумаги лишают возможности подробно остановиться на этом интересном вопросе. У меня нет не только копии проекта, но не сохранился и опубликованный закон о введении новой денежной единицы, приравненной в своей стоимости к нашему гривеннику.