Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922

Вместе с инженером Горяйновым я приобрел на севере богатые залежи асбеста. Пробные жилы асбеста оказались более мощными, чем на приисках Поклевского-Козелла и Алапаевского округов. Первые прииски потребовали общих затрат в тридцать тысяч рублей. За асбест мне пришлось заплатить пятнадцать тысяч.

Помимо этого, наш консультант Фадеев посоветовал мне купить шведской стали, стоимость которой, по его расчетам, должна была сильно возрасти.

Часть своих капиталов я держал в акциях нашего банка в расчете пройти в члены правления, для чего нужно было предъявить восемьдесят акций (стоимость одной акции до войны была около тысячи ста рублей при номинале в двести пятьдесят рублей). Помимо этих бумаг, я верил в акции уральских горных заводов, имевших огромные земельные пространства на посессионных правах. Помимо лесных богатств, было и золото, и руды, и платина, и залежи драгоценных камней. К тому же большинство акций этих заводов находилось в иностранных руках, что гарантировало их ценность на случай революции.

Сталь я купил довольно удачно (пуд по сорок рублей) у немецкой фирмы Шмидта и сдал туда же на хранение. «Человек предполагает, а Бог располагает», – говорит русская пословица. Правота поговорки была подтверждена в грозные времена революции.

Все принадлежавшие мне акции декретом Ленина оказались аннулированы, а ко мне от большевиков поступило требование об уплате долга общей суммой около ста тысяч рублей.

К счастью, в Петрограде большевики нашли эти требования неправильными и уплату отменили, но все состояние мое, помещенное в акции, пропало.

Все прииски тоже отобрали, и у меня осталось на руках около тридцати фунтов золота, зарытого в уральских лесах, да сталь, хранившаяся у Шмидта на складе.

Шмидт, опасаясь конфискации бриллиантов, золота и серебра, принадлежавших супруге, надумал их скрыть и, призвав своего служащего, тоже немца, поручил зарыть ценности под полом склада. Верный немец тотчас приступил к исполнению задуманного и, закрывшись на складе, приподнял половицу и стал рыть яму. Хозяин дома, где помещался склад, услышав, что кто-то возится в запертом складе, недолго думая отправился в милицию. Та тотчас же нагрянула и застала верного немца на месте преступления.

– Что ты тут делаешь?

Немец, решив не выдавать намерения хозяина, сознался в подкопе с целью грабежа.

– Ага, вор!

И бедный немец очутился в тюрьме.

Шмидт был болен, когда к нему пришла милиция и сообщила о поимке вора.

– Нет, – уверял Шмидт, – он не вор, а послан мною рыть яму, в которой я хотел установить наковальню, чтобы рубить сталь.

Но милиция не верила и виновника не выпускала, пока Шмидт не дал взятку в пять тысяч рублей. Но Шмидта оставили под подозрением, а склад опечатали.

Как ни хлопотал Шмидт об открытии склада, как ни указывал на свое немецкое происхождение, ничего не помогало.

Тогда он решился на крайнюю меру и обратился к своему приятелю, швейцарскому консулу Фишеру, с просьбой купить у него фиктивно на векселя весь склад по описи. Сделка эта была засвидетельствована консулами Англии и Франции. Но большевики по доносу служащей Шмидта, латышки, совершенно справедливо сочли сделку фиктивной и заключили Шмидта в тюрьму. Тогда Фишер отправился в совдеп, настаивая на открытии склада и прося об освобождении будто бы невинно пострадавшего Шмидта. Но совдеп не посмотрел на то, что Фишер являлся консулом, засадив в тюрьму и его.

Впоследствии, при эвакуации Екатеринбурга, весь склад был вывезен большевиками в Пермь, и сталь моя пропала.

«Так мне и надо, рассуждал я, – не спекулируй». Однако чувствовал я себя плохо, ибо к этому времени банки национализировали и я, оставшись без места, лишился источников к существованию.

Смерть отца

В ожидании, что большевики выселят меня из банковской квартиры, и за несколько дней до полной передачи дел банка я начал подыскивать себе квартиру и нашел таковую в доме моего приятеля Имшенецкого.

Сперва предполагалось, что в квартире будет ночевать только отец – для сохранения в секрете от нашей прислуги найма квартиры (все еще теплилась надежда, что нас не прогонят с казенной).

Через день мой отец захворал. Приглашенный доктор констатировал воспаление легких. Я перевез отца к себе на старую квартиру, где он через три дня и скончался.

Тяжела была его смерть для меня.

Похороны отца совпали с забастовкой всех певчих, и их на отпевании заменили четыре гнусавых дьячка.

После панихиды у меня остался пить чай Василий Васильевич Чернявский. Я высказал ему свои мысли о происходящем.

– Да почему вы так грустно смотрите в будущее? Почему не верите в возможность воцарения коммунизма? Да, конечно, будет тяжело, но без куска хлеба вы все же не останетесь. Я искренне советую вам бросить оппозицию и изъявить готовность работать с коммунистами. Я более чем уверен, что вас, именно вас, они примут с распростертыми объятиями и вы сделаете такую карьеру, о которой раньше и мечтать не могли…