Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922

Прием носил строго официальный характер. Юровский сидел в кабинете председателя суда. Жестом руки он указал нам на стоящее около стола кресло и сухо, официальным тоном спросил, что нам нужно. Мы объяснили, что пришли хлопотать от имени Культурно-экономического общества за его сочлена Питерского, арестованного вчера вечером. Просим, если нельзя освободить заключенного, заменить тюремное пребывание домашним арестом или выдать его на поруки нашего общества.

Ответ был категоричен:

– Никаких изменений в предварительных мерах пресечения допущено быть не может.

– В таком случае нельзя ли ускорить его перевод из арестного дома в тюрьму, ибо условия заключения в арестном доме слишком тяжелы?

– В этом я охотно могу пойти навстречу. Питерский сегодня же будет переведен в тюрьму.

Однако этот день все же не потерян даром. В ожидании приема у Юровского со мной на одной скамье сидели и другие просители, более почетные, чем я. Это были «товарищи» – простые рабочие с уральских заводов. Им по сравнению с нами оказывали почет и принимали раньше, несмотря на то, что пришли они позднее. Я целый день расспрашивал их о новых порядках, и, странное дело, все они высказывали неудовольствие комиссарами.

– Прежде жилось не хуже, но зато, если и приходилось шапку ломать, так перед настоящим начальством. А ныне перед кем кланяться надо? Перед своим же братом рабочим! А он тебе и ломается, и издевается, особливо если ты ранее знавал его да жил с ним не в ладах… Беда!..

Сердце радовалось, глядя на разочарование, которое уже тогда наблюдалось среди рабочих Урала. Казалось, близок час избавления России от нелепых, безумных мечтаний большевиков облагодетельствовать человечество.

Но чем ближе приближался этот час, тем свирепее становились коммунисты…

Вечером того же дня арестовали еще несколько человек, и в том числе Н.И. Беленкова, брата А.И. Беленкова, который вместе со мной хлопотал об освобождении Питерского.

Был арестован и В.Ф. Щепин, управляющий Азовско-Донским банком. Его арестовал Юровский в своем кабинете, когда Щепин приехал хлопотать об освобождении Н.И. Беленкова.

Происходящее заставило меня сильно призадуматься о своей судьбе. Ночь прошла тревожно и в напряженном ожидании, что сейчас придут и за мной.

На другой день мы с женой собирались пойти на похороны очень влиятельного в Екатеринбурге присяжного поверенного С.А. Бибикова. Но часов в семь утра раздался звонок, и, запыхавшись, в квартиру вошел мой компаньон по приисковому делу В.М. Имшенецкий.

– Вы дома? Ну, слава Богу. А мне сказали, что вы арестованы. Вы знаете, вчера арестовали Беленкова, Первушина, Щепина и Макаровых… Вам надо немедленно скрыться, и я предлагаю вам сейчас же ехать ко мне на заимку.

Едва успел он проговорить эту фразу, как вновь раздался звонок. Все насторожились… Жена пошла открывать дверь.

Тревога оказалась напрасной: с теми же советами пришел наш добрый знакомый Н.Н. Глассон, товарищ председателя окружного суда. Он тоже настаивал на моем немедленном бегстве.

– Послушайте, Николай Николаевич, но ведь вы-то не бежите, а меня отсылаете в леса.

– Я – другое дело. Если я стану скрываться, то что будут делать судейские? Слишком тяжело их материальное положение, чтобы лишить их еще и той незначительной помощи и нравственной поддержки, которую в пределах моих слабых сил я им оказываю. Ведь Пермский суд в значительном большинстве своего состава покорился горькой судьбе и пошел в кабалу к большевикам. Нет, Владимир Петрович, я не побегу. Да думаю, что меня они и не тронут. А если и тронут, то что же? Одним бобылем на свете станет меньше. Вот вам – другое дело. Вы семейный, ваша помощь нужна и жене, и детям. Да и грехов за вами накопилось много. Только из-за того, что вы сумели собрать крупные суммы на поддержку бастующих педагогов и судейских, – если, Боже сохрани, узнают об этом наши правители, вам не посчастливится. Да и прием великих князей они вам не поставят плюсом. Нет, послушайтесь меня, бегите немедленно, иначе не сегодня, так завтра вы будете арестованы…

Делать нечего, пришлось подчиниться дружеским увещеваниям. Решено было, что жена пойдет на похороны одна, а я тем временем отправлюсь на заседание Культурно-экономического общества и заявлю о своем отказе от дальнейшей работы в правлении. Вернувшись домой, выеду вместе с Имшенецким на заимку, расположенную в семнадцати верстах от Екатеринбурга, при разъезде Хохотун. По шоссе это расстояние верст на пять больше.

Жена решила остаться на несколько дней в городе и затем уже приехать на заимку вместе с дочуркой.

Расставание было особенно тягостным, но утешала мысль, что до сего времени большевики по отношению к женщинам держали себя хорошо и их не арестовывали.

Жизнь на заимке

На следующее утро я очутился на дворе у Имшенецких в несколько маскарадном костюме, в котором раньше постыдился бы выйти на улицу.