Екатеринбург – Владивосток. Свидетельства очевидца революции и гражданской войны. 1917-1922

– Мария Петровна, вообразите картину: чудная набережная Ниццы, променад, д’Англез, заходящее в море солнце. Вы идете в белом, английского покроя платье и вдруг слышите возглас: «Мария Петровна, вы ли это?» Какая это была бы радостная встреча! Эх, скорей бы все это кончилось…

Князь верил в систему игры в рулетку и даже показывал свой способ игры. Затем он сказал, что не представляет себе иного выхода поддерживать свое существование, поселившись в Ницце, как только игрой в рулетку.

Отъезд князя был обставлен скверно. Явились два «товарища» и, не застав князя дома, передали через жену приказ более не отлучаться из дому, ибо завтра последует отправка из Екатеринбурга.

Моя дочурка просила у меня разрешения поднести князю бутоньерку и побежала заказывать ее на собственные, заработанные уроками деньги.

Сергей Михайлович подношением был тронут. Цветы эти были последними, поднесенными ему в его жизни.

Жена моя тем временем хлопотала с провизией на дорогу.

Вечером сидели недолго, беседа как-то не клеилась. Принесли фотографические карточки Сергея Михайловича, снятые Имшенецким в нашей столовой, и мой сын попросил сделать на них надпись.

Князь ушел в свою комнату и задумался, что надписать. Засим взял перо и написал только слово «Сергей». Вышло как-то сухо. Думаю, он боялся скомпрометировать нас, если эти карточки найдут «товарищи».

Уезжая, он благодарил нас за оказанный прием и ласку и несколько раз поцеловал жене руку, попросив ее принять на память две колоды пасьянсных карт.

Я снабдил Сергея Михайловича письмами к двум знакомым инженерам Алапаевского округа с просьбой оказать посильную помощь в деле как устройства, так и снабжения провизией. Но, как потом оказалось, Ремез уничтожил эти письма, почувствовав в вагоне, с началом обысков, тюремный режим.

Отъезд оставил тяжелое впечатление. За князем заехал на дрянном извозчике «товарищ», лет девятнадцати, по имени Мишка Остапин (говорили, что впоследствии он застрелился), и они поехали на вокзал.

Бедняга Ремез поехал на моей лошади, запряженной в телегу с вещами князя. Наивный малый взял с нас слово, что по приезде в Петроград мы непременно остановимся у них во дворце.

Позже из Алапаевска я получил одну открытку от Ремеза с просьбой прислать чаю, сахару и махорки.

Я пошел на почту справиться о возможностях отправки. Оказалось, что табак отправлять не позволяют. Когда я решился поведать, кому он предназначается, то помощник управляющего конторой и почтарь не только согласились устроить доставку, но даже просили разрешения прибавить от себя четверку махорки, ибо в тот момент в городе ее не было.

Но отправить посылку так и не удалось: на другой день меня предупредили о моем предстоящем аресте и я бежал в уральские леса.

Через несколько дней после отъезда князя пришла какая-то барышня, скромно одетая, и справлялась о его адресе. Кто она, нам узнать не удалось.

Затем через месяц, в конце мая или начале июня, зашла к нам княгиня Елена Петровна. Ее принимала моя мать. Елена Петровна передала поклон от алапаевских узников, сообщила, что все здоровы и провизию посылать не надо, но просила получать на имя князей письма и передавать монахине, которая будет за ними заходить.

Два письма на имя князя Палея были нам доставлены каким-то инженером, но монахиня за письмами не зашла. Оба эти письма хранятся у меня до сих пор.

Про себя Елена Петровна сказала, что ее выпустили из Алапаевска из-за болезни детей, оставшихся в Петрограде, и она направляется к ним. В тот же день княгиню арестовали и отправили под конвоем в Петроград. Как говорили мне потом сербские офицеры, Елену Петровну выпустили из Алапаевска как сестру сербского короля Александра, дабы избавить ее от общей участи князей и боясь осложнений с Сербией, а совсем не потому, что ее дети захворали.

Алапаевск после взятия Екатеринбурга чехами еще долго находился в руках красных, а потому никаких вестей о пребывании там великих князей до нас не доходило.

Когда же осенью Алапаевск очистили от «товарищей», пришла ужасная весть, что тела убиенных извлекли из глубокой шахты, расположенной недалеко от дороги, соединяющей Алапаевск с Синячихинским заводом.

В розыске тел исчезнувших из Алапаевска великих князей принимали участие инженер Карпов и мой родственник Алфимов. По их словам, великих князей заключили в пустое помещение школы, где не было даже кроватей. Узники все же пользовались относительной свободой и без сопровождения конвойных ходили по городу и бывали в церкви. Так продолжалось не долго, и приблизительно с конца июня здание школы стал охранять караул. Прогулки заменили работой в огороде во дворе школы.

В распоряжение великих князей была предоставлена кухарка, которой разрешалось ходить на базар. Через нее они имели некоторую возможность сообщаться с внешним миром.