Ехали медведи…

Несмотря на все его опасения, на станцию Борис прибежал даже с запасом времени. Стойка саморегистрации никак не хотела пускать его на платформу, даже когда он остервенело прикладывал микропропуск и сообщал ей свой внутренний номер. «Ваш поезд отправляется через… пятьдесят семь минут. Просьба покинуть станцию. Доступ будет открыт через… сорок две… минуты… тридцать девять… секунд», – бубнил механический голос. Борис некоторое время постоял в раздумьях, а потом, игнорируя отчаянный писк автомата, решительно прошёл на перрон и уселся прямо на мокрый потрескавшийся асфальт. Мобильный патруль не заставил себя долго ждать. Ровно через 5 минут 00 секунд приехал самоизолятор (Борис отметил про себя, что это модель 185-СБ004, оснащённая гипнолучами и парализующим газом) и вежливо попросил его в очередной раз предоставить биометрические данные и сообщить свой внутренний номер. После прохождения всех формальностей самоизолятор радушно распахнул свои двери и сообщил, что: «Предупреждение о необходимости покинуть помещение общего пользования было выдано гражданину Борису Арсеньеву, внутренний код 152-АН1021, в тринадцать часов… ноль две минуты. Требование Комитета правительства по контролю за перемещением граждан выполнено не было. Данное нарушение подразумевает штраф в размере трехсот тысяч ГКБ, либо обездвиживание на срок до двадцати четырёх часов». Выбор был очевиден. Обездвиживаться Борису было нельзя – до поезда оставалось чуть больше получаса. Да и деньги у него были: за всё время службы он не потратил ничего из того, что полагалось ему в качестве ежемесячной оплаты за службу и, к тому же, за ранение в бою ему выдали неплохую компенсацию. Борис приложил палец к устройству приёма средств от населения и, дождавшись подтверждения списания средств, покинул перрон, чтобы вернуться ровно через 15 минут.

Попасть в столицу было непросто. Каждые тридцать километров поезд тормозил на блокпостах, где все пассажиры должны были покидать свои места для прохождения биометрического контроля и подтверждения микропропусков. В середине пути, поздним вечером, их совершенно неожиданно попросили освободить вагоны и заставили несколько часов стоять на тёмной станции какого-то заброшенного провинциального городка и дожидаться нового состава. Наконец, почти через сутки после выхода из воинской части, Борис, голодный и измождённый, вошёл в двери столичной Станции номер два по приёму и распределению населения. В зале было пусто, только несколько человек в чёрной одежде, с чёрными рюкзаками и в чёрных масках стояли возле пунктов самонаправления и что-то нажимали на экранах. Несмотря на отсутствие толпы, Бориса распределили только в пятый поток на выход, предварительно выдав средства самомаскировки – чёрную шапку, чёрную маску и чёрные перчатки. Его первым желанием было запихнуть их поглубже в рюкзак, но, вспомнив, что повторное нарушение правил Комитета по контролю за передвижением граждан карается обездвиживанием на неделю, он решил не рисковать. В конце концов, за все эти годы он привык носить униформу и не считал её чем-то неудобным.

Через город проходило три маршрута общественного транспорта, но только один из них направлялся в нужный Борису район. Трамвая пришлось ждать около сорока минут возле ржавого столба с покорёженной табличкой, но это можно было назвать везением, ведь, судя по расписанию, интервалы движения могли составлять до полутора часов. Сам трамвай представлял собой железную колымагу без окон и с грохочущими дверями, внутри которой было неуютно и ужасно душно. Сидений тоже не было, и Борис, чувствуя, что его колени трясутся от голода и долгой ходьбы, сел на пол в хвосте вагона, опершись своей больной спиной о пыльный армейский рюкзак. Через пару минут он понял, что выбрал неудачное место, потому что прямо над его головой располагался громкоговоритель, с равными интервалами издающий какие-то хрипы, в которых было почти невозможно различить названия остановок. Трамвай медленно полз по рельсам, раскачиваясь из стороны в сторону, механический скрип наполнял душный и тёмный вагон чем-то сюрреалистическим и одновременно убаюкивающим, и Борис внезапно понял, что начинает проваливаться в сон. Все пассажиры, севшие вместе с ним на станции, уже успели выйти, и трамвай был абсолютно пустым, что было совсем некстати. Проспать свою остановку сейчас, когда до дома рукой подать, было бы глупо и несправедливо. Борис пытался удержать ускользающее сознание и ни в коем случае не закрыть глаза, проговаривая про себя какие-то стихи и обрывки песен, которые помнил наизусть.

«Вместе весело шагать… Громов – наш великий вождь… Опасность родине грозит… И кровь отцов… Нам не страшны… Победа, знамя боевое.... Горжусь тобой, моя страна…»