Линь Чуньхуа выключила телевизор и уставилась на мужа.
– Зачем вы тогда женились, если не любили друг друга? – поинтересовалась Жань Дундун.
– Да не слушай ты его, он уже забыл, как опускался на колено, когда просил моей руки. Если не любил, зачем тогда дарил розы? А кто приставал ко мне в кино с просьбой выйти за него? – напомнила Линь Чуньхуа.
– Все это ложь! – отрезала Жань Дундун.
– Он стал гнушаться меня, когда я потолстела, теперь все во мне его не устраивает, сам храпит – стены сотрясаются, при этом жалуется, что это я ему спать не даю. Всю жизнь меня укорял: то недостаточно женственная, то недостаточно красивая, то недостаточно образованная, то кожа грубая. Нет чтобы в зеркало посмотреть или на свои фото – вылитый Чжу Бацзе[8]
, который жалуется на жену-уродину…После такого «артобстрела» со стороны Линь Чуньхуа бороздивший просторы гостиной Жань Бумо с шумом плюхнулся на диван, взял газету и снова напялил на себя очки. Дождавшись, пока грудь Линь Чуньхуа перестанет ходить ходуном, Жань Бумо поднял голову и спросил:
– Закончила?
Линь Чуньхуа промолчала, губы ее дрожали – она явно хотела что-то добавить, но изо всех сил сдерживалась. Все как обычно: едва разговор достигал кульминации, как она тут же закрывала рот. И пускай ее упреки сыпались на Жань Бумо один за другим, словно серия петард, при тщательном анализе оказывалось, что все это не более чем вода, ни дать ни взять – припев из песенки «Удалец»: «Хэй-я, и-я, хэй-хэй-хэй-хэй-и-я». Ничего шокирующего и травмирующего она не говорила, к примеру, про любовниц Жань Бумо не упоминала никогда. Даже Жань Дундун поняла, что мать что-то скрывает. Мало того что Линь Чуньхуа пыталась сберечь репутацию Жань Бумо, прежде всего она боялась задеть чувства Жань Дундун. И пускай дочь уже выросла, обзавелась семьей, ребенком и вот-вот должна была развестись – а значит, ранить собственную дочь, – Линь Чуньхуа по-прежнему боялась травмировать свою кровиночку.
– Ты же видишь, сколько лет я терплю твоего отца? Еще Лао-цзы[9]
учил нас проявлять снисходительность. Не стоит разводиться из-за каких-то ссор, нет таких супругов, которые бы не ссорились.– А мы и не ссоримся.
– Раз не ссоритесь, к чему разводиться? Тебя же люди на смех поднимут, ведь у твоего мужа есть все – и внешность, и образование, и талант, и прекрасный доход, – чем он тебе не угодил? Я так горжусь, что мой зять – доктор наук! Как можно взять и избавиться от него, словно от старых туфель?
– Чувства остыли, к чему себя мучить?
– То есть для тебя чувства важнее, чем семья? А о чувствах Хуаньюй ты подумала? Да если бы мы в свое время не боялись огорчить тебя, то уже давно бы развелись, – пытался вразумить дочь Жань Бумо.
– Только не нужно сравнивать себя и меня, мы совсем разные. Если вам по душе вечно сглаживать острые углы, то мне – нет.
– Ну, тогда разводись, твоя мать больше всего в жизни жалеет о том, что не развелась.
Один был против ее решения, другой – за, так что никакого вразумительного совета от родителей она не получила, хотя, в сущности, она его от них и не ждала, ей просто нужно было поставить их в известность, чтобы потом у них не отпала челюсть.
На следующий день она связалась с адвокатом Чжуном и попросила его поговорить с Му Дафу о разделе имущества и других формальностях. Му Дафу от разговора с адвокатом Чжуном отказался. Он сидел напротив, словно немой, и как бы тот ни старался, Му Дафу так и не открыл рта, ни дать ни взять – глухая стена, в результате адвокату Чжуну пришлось откланяться. На третий день, уложив Хуаньюй спать, они встретились в кабинете для беседы.
– Мы ведь делим одну постель, – начал он, – неужели мы не в состоянии поговорить о чем-то напрямую? К чему присылать адвоката?
– Ты тоже можешь прислать адвоката.
– Лучше все решить лично. Мы сами обустраивали нашу любовь, и разводиться тоже должны сами. Есть в жизни дела, которые не перекладываются на других, я имею в виду поспать, сходить в туалет, совершить убийство, посеять смуту.
– То есть если мы решим это лично, то на развод ты согласишься?
– А можно все-таки не соглашаться? За все эти годы я и так тебе никогда ни в чем не отказывал.
– Так и знала, что ты начнешь меня отговаривать. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
– А если стану отговаривать, ты поменяешь решение?
– Нет.
– К чему вообще устраивать всю эту тягомотину? Я же слишком хорошо тебя знаю.
– Надо же, какой покладистый, наверняка уже есть запасной вариант?
– Спасибо за заботу, такому, как я, не составит труда найти замену.
– Что ж, тогда с кем останется дочь?
– У тебя все равно нет времени, будет лучше, если со мной.
– Не согласна.
– Хорошо, пусть остается с тобой.
– Ты так запросто отказываешься? Неужели ты совсем ее не любишь?