Эхо

Как-то вечером Жань Дундун собрала в охапку все свои игрушечные пистолетики, пришла к Му Дафу в общагу и потребовала, чтобы он в нее пострелял. Он с шумом нажимал на курки, а она как подкошенная валилась на пол. Она падала после каждого выстрела, и только когда он сделал выстрелов десять, залилась слезами и осталась лежать на полу. Она думала о своих родителях, которым так же раз за разом приходилось валиться на пол, они делали так, наверное, пятьсот или даже тысячу раз. Чтобы позабавить любимое дитя, они притворялись убитыми с тех пор, как ей исполнилось лет пять, и продолжали, пока ей не исполнилось двенадцать, после чего она этой игрой наконец пресытилась.

Теперь ей захотелось вроде как компенсировать свое поведение или, лучше сказать, отблагодарить родителей за все их падения, но при этом право стрелять в нее она предоставила не им, а Му Дафу. Нельзя сказать, что ей это было приятно, но то была ее личная инициатива, тем самым она вроде как намекала, что умирала только ради него. В тот момент она наконец признала, что повзрослела, и это ощущение зрелости ей подарили не родители, не знакомые, а любовь.

С тех пор она поняла, что значит настоящая забота. Всякий раз, когда у нее выдавалось дежурство, она брала на работу чайник, какие-нибудь закуски с фруктами, и пока он развлекал ее бесконечными разговорами, она неожиданно передавала ему через окно то чай, то какой-нибудь фруктик, то еще какое-нибудь лакомство, не забывая подкармливать своими сладкими поцелуями. В тот раз, когда он больше часа прождал ее на пороге ресторана, она вместо того, чтобы просто позвать его, незаметно проскользнула через тот же черный вход и, притворившись, что сильно опоздала, ринулась к нему навстречу. Когда он вынул из-за спины букет полевых цветов, она выразила полное восхищение, надеясь, что его долгое ожидание будет вознаграждено. Надо сказать, что до знакомства с ним она даже не представляла, что на такое способна.

Второй отрезок своих любовных отношений с Му Дафу она назвала «коктейлем», потому как с момента беременности и вплоть до того, как их дочери исполнилось три года, все ее чувства распределились между ним и Хуаньюй. Не прошло и двух месяцев после свадьбы, как он чуть ли не официально объявил, что хочет ребенка. Сама она на тот момент все еще пребывала в некоторой эйфории, свойственной новобрачным, ей казалось, что они недостаточно насладились друг другом, к тому же психологически она была еще не готова к материнству. Однако его умоляющее лицо заставило ее согласиться без лишних слов.

Беременность ее изменила, теперь она уже не могла направлять свою любовь лишь на него одного; зародившаяся в ней жизнь также требовала любви, и в конце концов эта любовь едва ли не целиком перенеслась на Хуаньюй. Тем не менее ей по-прежнему казалось, что ее любовь к мужу ни капельки не уменьшилась, а лишь приняла другую форму – теперь она любила его из-за любви к Хуаньюй. Свою любовь к Му Дафу она рассматривала как способность преодолевать все трудности, связанные с тошнотой, обвисшей грудью, потерей формы, запорами, изжогой, общей слабостью, вспыльчивостью, эмоциональной неустойчивостью, родовыми схватками и т. п. Так она усилила значение любви и расширила ее содержание до такой степени, что стала игнорировать свое материнство. Когда дочь родилась, Жань Дундун охватило чувство выполненного долга, которое оказалось намного сильнее материнского инстинкта, другими словами, ее любовь к мужу стояла выше материнской любви.

Но с течением времени материнская любовь стала брать верх, Жань Дундун даже переживала, что ее чувства к Му Дафу охладели. К счастью, он обожал дочь еще сильнее, чем она, – чтобы целовать дочурку в ее пухлые щечки, он брился по полдня, переживая, как бы только не поколоть ее нежную кожицу. Частенько они все трое валялись на диване или на кровати, только успевая чмокать друг друга, – сперва они по очереди целовали дочурку, после чего сливались в поцелуе сами. Этих совместных поцелуев хватало в самый раз, чтобы приятно скоротать время и восполнить недостающие эмоции, они не нарушали их семейной идиллии и душевного равновесия. Когда Хуаньюй тоже научилась целоваться, они стали играть в «доминошные поцелуи» – это когда сначала он целовал дочь, потом дочь целовала ее, а она целовала его или наоборот – сначала дочь целовала его, он целовал Жань Дундун, а она целовала дочь. В то время их любовь напоминала коктейль из смеси материнской, отцовской и супружеской любви, которые как следует встряхнули в шейкере, после чего ингредиенты слились воедино.