Эхо чужих желаний

В первые несколько недель об учебе не могло быть и речи. Клэр не собиралась садиться за книги до Рождества. Все говорили, что в первые три месяца ребенку требуется как можно больше внимания со стороны матери. Правда, никто не предупреждал, что, помимо внимания, матери придется отдавать ребенку все свои силы. Возможно, это следовало узнать самой.

Оливия не доставляла лишних хлопот, как утверждали знающие люди, знакомые с тяготами материнства: Агнес, Молли Пауэр, Крисси, молодая миссис Диллон, Анна Мерфи и десяток других. Девочка долго и крепко спала, но иногда заходилась плачем. Однажды Клэр совсем отчаялась успокоить малышку и уже собиралась отнести ее к дедушке в смотровую, как вдруг обнаружила, что булавка на подгузнике расстегнулась и вонзилась девочке в ножку.

– Как я могла так поступить с тобой? Как? – заплакала Клэр и так крепко прижала к себе малышку, что Оливия начала задыхаться и вопли возобновились.

Много времени занимало купание. Нужно было действовать осторожно, правильно держать ребенка, норовившего выскользнуть из рук, не давать мылу попасть девочке в глаза и следить, чтобы она не замерзла.

Кормление из бутылочки порой превращалось в настоящее испытание. Бывали дни, когда Оливия все время отталкивала рожок. А когда ее удавалось накормить, девочка не желала засыпать. Снова и снова Клэр брала ребенка на руки. Казалось, проходила целая вечность, прежде чем малышка соглашалась уснуть, хотя у нее вовсю слипались глаза.

А еще была стирка. Нелли предложила Клэр свою помощь, но, к сожалению, ее услышала Молли Пауэр, которая тут же вздернула брови. Клэр тепло поблагодарила Нелли и ответила, что справится сама. Она даже представить себе не могла, что крошечный ребенок может обеспечить такое количество стирки. Вдобавок к рубашкам Дэвида. В семье О’Брайен никто не надевал каждый день новую рубашку. Папа менял рубашку раз в четыре дня. А братья… Одному богу известно, как часто они переодевались. Но Дэвиду каждый божий день требовалась свежая рубашка. Вначале на то, чтобы погладить одну чертову рубашку, уходило по семнадцать минут. Потом это время сократилось до одиннадцати минут. Все равно слишком много. Одиннадцать минут. Целый час, чтобы перегладить пять рубашек. Было проще гладить сразу по пять штук, иначе Дэвид огорчался из-за отсутствия выбора.

– Если тебе это так не нравится, я могу гладить рубашки сам, это успокаивает нервы, – предложил как-то раз Дэвид, выслушав порцию жалоб.

– Нет, черт возьми, ты не будешь этого делать. Стоит тебе взять в руки утюг, как сюда явится твоя мать, и я окончательно паду в ее глазах.

В тот день Клэр решила погладить три рубашки. Но едва она приступила к первой, как проснулась Оливия. Близилось время кормления, поэтому рубашки пришлось отложить в сторону. Потом Дэвид пришел домой на обед. А затем ей нужно было привести себя в порядок, потому что ее пригласили в дом родителей на чашку чая. Молли все время сюсюкала с Оливией и дважды спросила у трехмесячной малышки, не жмет ли ее платьице.

Малышка молчала, поэтому за нее ответила Клэр. Платьице было девочке в самый раз.

– Тогда почему у тебя болячки на руке, Оливия? Вот эти маленькие красные отметины. Бедная Оливия.

Клэр захотелось взять с дивана одну из жестких неудобных подушек и стукнуть Молли. Вместо этого она откинулась на спинку стула и откусила кусочек от тонкого сэндвича с помидорами.

После обеда позвонил Дэвид.

– Что случилось? – встревоженно спросила Клэр.

– Ничего, я просто радуюсь, что у нас появился телефон, вот и все.

– Да, это чудесно. Больше никаких звонков из господского дома.

– Да ладно тебе, Клэр! – засмеялся он.

– Извини, извини. Ты сможешь купить у Двайера несколько отбивных?

– Он, наверное, будет закрыт, когда я освобожусь. Позвони им и закажи доставку.

– Чтобы Крисси потом целый месяц называла меня леди Зазнайкой?

– Ну что ж, делай, как тебе удобнее. Я должен идти. Я просто хотел тебя услышать.

– Ты ничего не хотел мне сказать?

– Только то, что люблю тебя.

Клэр повесила трубку и только тогда поняла, что ей следовало сказать то же самое.

Она попросила Нелли присмотреть на кухне за ребенком и сходила на Черч-стрит, чтобы купить отбивные и повздорить с Крисси.

Свекровь отодвинула занавеску в гостиной и смотрела ей вслед.

В тот вечер Клэр написала Валери, но порвала письмо. Это был перечень жалоб. Недовольное письмо, полное нытья. Письмо, которое неприятно читать. Она бросила клочки в духовку, опасаясь, что кто-то обнаружит их в мусорном ведре и сложит вместе. Потом она всерьез задумалась, не сошла ли с ума, раз ей в голову лезут подобные мысли.

Ночью Дэвиду дважды звонили.

Второй звонок разбудил Оливию, и Клэр встала, чтобы успокоить малышку. Дэвид надевал носки и ботинки, разговаривая с женщиной по телефону.

– Это не жизнь, – сказала Клэр, укачивая плачущего ребенка.

– Для той женщины жизнь явно закончилась. – Дэвид кивнул на телефонную трубку, которую только что опустил на рычаг. – Чертовы собаки напали на ее ребенка и обгрызли ему лицо.

– Нет!

Дэвид уже успел одеться.

– Что ты будешь делать? – спросила пораженная Клэр.