Эхо эпохи. Мемуары

Дверь распахнулась, и нас пригласили в насыщенную грозовыми разрядами электричества комнату. Пригласили к столу. Уселись. Пауза. Хозяйка металлического голоса начинает разбор полетов.

– Давайте так, без всяких предисловий перейдем ближе к телу, которое скорей мертво, чем живо. Ну и нагородили вы здесь турусы на колесах.

– Красиво, но непонятно, – возразила мой соавтор и ведущая фильма. Мы с ней с упоением работали над фильмом. Как-то, на удивление, все удавалось. И, самое главное, нам удалось уйти от «говорящей головы». Каждое ее появление в фильме было неожиданным, но оправданным и открывало новый эпизод. Но как всякая красивая, образованная и умная женщина, она действовала на других, примитивных представительниц слабого пола как красная тряпка на быка. Увы, здесь был как раз тот самый случай. Я это понял по взгляду, по плохо скрываемой злобной реакции нашего «металлического» оппонента.

– Вы поймите, уважаемые авторы, время у нас – непростое, непростое время. Вот наш среднестатистический зритель Иван Иваныч после напряженного рабочего дня приходит домой, снимает пиджак, галстук, надевает домашние тапочки, садится в мягкое кресло, включает телевизор, хочет расслабиться, а вы его грузите проблемами, которыми он и так нахлебался по самую макушку в течение рабочего дня. Не грузите зрителя!

– Но мы ведь снимали фильм не для среднестатистического Иван Иваныча, – возразил я достаточно миролюбиво.

– А для кого, позвольте вас спросить?

– Для умного телезрителя, который не уходит от проклятых вопросов нашего с вами бытия, весьма далекого от совершенства.

Наш строгий оппонент плотоядно улыбнулась.

– Голубчик, вы в каком веке живете?

– В двадцать первом.

– Да? А мне показалось, что в девятнадцатом. Это там умствующая интеллигенция мучилась проклятыми вопросами бытия. Что из этого вышло, все знают… Ритм жизни в девятнадцатом веке был другой. Вы посмотрите, что происходит вокруг вас. Москва за десять лет изменилась до неузнаваемости. Новые дома растут, как грибы.

– Дома новы, а предрассудки стары, – не удержалась мой соавтор.

Тень улыбки исчезла с лица приемщицы фильма.

– Что вы имеете в виду? – В вопросе уже прозвучала угроза.

Но, очевидно, моя соавторша закусила удила:

– Да так, к слову пришлось.

– Слова у вас какие-то не те. Думайте, прежде чем говорить. Понимаете, ваш интеллектуал, к которому вы якобы обращаетесь, восемь часов сидит за компьютером. Принимает сотни сообщений и столько же отправляет своим адресатам. Ритм жизни просто сумасшедший. В конце рабочего дня голова у него уже гудит от напряжения, от переизбытка информации. Ему хочется расслабиться, отдохнуть, а вы его еще грузите черт знает чем. Кому нужна ваша тягомотина? Ритм жизни другой. Да и восприятие ее другое, клиповое, если хотите. Проще надо смотреть на жизнь, проще.

К сожалению, я не успел остановить своего соавтора.

– Какая трогательная забота о телезрителе. А вы его спросили, нужна ли ему такая забота?

– А вы?!

– Простите, но мы делали фильм, а не видеоклип, где Петя любит Машу, а Маша любит Пашу. И я, как сценарист, видела свою задачу в отражении окружающей нас действительности во всей сложности ее проявления. Фильм как зеркало бытия.

Глаза нашей строгой оппонентки прямо заполыхали негодованием.

– Ты мне Лазаря не пой! Я ученая. Понятно? (Надо же? Прямо как товарищ Парамонова Галича.) Милочка, я тоже, к вашему сведению, начинала сценаристом в солидной телекомпании, прежде чем занять этот высокий пост. И знаю, что к чему, иначе не сидела бы здесь перед вами. Мудянка это все. Сплошная мудянка. А насчет зеркала – зеркала бывают разные. У вас получилось кривое зеркало. Понятно? Все эти ваши тяжеловесные, заумные комментарии можете выбросить в корзину. Понятно? Дикторский текст должен быть лаконичный, простой, а главное, однозначный, без всяких там ассоциаций, этих ваших интеллигентских штучек-дрючек. Сюжетная линия – прямая, как штык. У вас же – сплошной лабиринт. Из него выбраться невозможно. И главное, фильм должен оставлять зрителя с чувством легкого удовлетворения. И оптимизьма, оптимизьма побольше. Порок наказан, добродетель торжествует. Понятно? И тогда будет рейтинг, понимаете. Нам рейтинг нужен. Рей-тинг! Мы – цепные псы Его Величества Рейтинга.

И тут черт меня потянул за язык.

– Цепные псы, это уж точно. Опять этот мифический рейтинг. Вы размахиваете им, как дубиной…

– Помолчи лучше. Это не я размахиваю. Вы что, с луны свалились? Мы все под рейтингом ходим, понял?

– Но вы нам предлагаете делать совсем другой фильм, – возразил я.

– Ну вот и делайте другой фильм. Этот пациент скорее мертв, чем жив. И лечению не подлежит. Так что делайте другой или не делайте. У нас демократия.

И опять дьявол-искуситель выскочил, как джинн из бутылки.

– Дерьмократия.

– Чего?! – уже почти взревела наша оппонентка. – Что вы себе позволяете, молодой человек?! Сначала научитесь себя вести в солидном обществе.

Я невольно улыбнулся. Это я-то молодой в шестьдесят пять лет, дедушка трех русских революций.

Я, очевидно, был неверно понят.

– Ты чего лыбишься?