Читаем Эхо фронтовых радиограмм(Воспоминания защитника Ленинграда) полностью

За блокадную зиму 1941–1942 года я отлучался из части домой, думаю, раза три-четыре. Однажды, выбравшись уже известными путями из части, я дошел до Литейного проспекта и на углу стал подкарауливать подходящую автомашину, сильно окоченел. Но вот остановился небольшой грузовик с низкими бортами. Я ухватился руками за борт, перебросил локти. Машина тронулась, и я покатил ногами, уцепившись за борт. Кузов был пуст, но в уголке возле кабины стоял плоский алюминиевый солдатский котелок. Мысль, что в котелке, возможно, имеется какая-либо еда, не давала мне покоя. Напрягаясь изо всех сил, я попытался перевалить в кузов. Где-то у пяти углов, когда машина остановилась буквально на несколько секунд, я собрал остатки своих сил, перевалил через борт и оказался в кузове. Чуть-чуть отдохнув, ползком подобрался к заветному котелку. Чтобы меня не обнаружил водитель машины, двигался в кузове в то время, когда двигалась автомашина.

Наконец добрался до котелка, схватил его за ручку, быстро перекатился по дну кузова к заднему борту, перелез через него и на очередном перекрестке отцепился от этого борта, быстро юркнул в переулок. Ура! Котелок был мой! Я еще не знал, что в нем, но чувствовалась тяжесть. Значит там что-то есть! Забежал во двор, открыл крышку. На дне котелка лежал кусок сырого мяса с костью. Я знал, есть сырое мясо нельзя. А хотелось!

Я был уже где-то недалеко от Технологического института. Там уже рукой подать до квартиры отца на 6-й Красноармейской. С котелком в руке и с радостным чувством (мясо в котелке) я зашагал к дому.

Тут надо сделать отступление. Московский проспект в войну именовался «Международным», а тетя Дуся называла его «Забалканским». Напротив 6-й Красноармейской находился небольшой кинотеатр и скверик. В войну в этом скверике была «барахолка», то есть небольшой базар, где люди меняли «барахло» на продукты питания. (Сейчас на этом месте, за красивой решеткой, сад «Олимпия» — название по одноименному кинотеатру, снесенному после войны). Конечно, на этом базаре мне делать было нечего. Находился в самоволке, добирался к родителям, да еще стянул с автомашины котелок с мясом. Логика подсказывала: надо как можно быстрее действовать по намеченному плану — домой, а затем в часть.

Не знаю, какой леший затянул меня на рынок. Хотелось приобрести алюминиевую ложку. У нас в школе, да и во всех других частях, почему-то было принято иметь не одну, а две и даже три ложки. Ложка выдавалась каждому бойцу как табельное имущество, а вторую ложку приобретали или за деньги или в обмен на курево или хлеб.

Буквально в первые секунды моего появления на базаре встретился патруль — офицер и два матроса. Меня тут же забрали и повели в какую-то близлежащую часть. В караульном помещении обыскали, кроме котелка и мяса, ничего криминального не нашли. Наличие мяса (около одного килограмма) я объяснил так: «Был у родителей, они мне дали кусок мяса, в части хотел его сварить в печке и покушать».

Меня под конвоем отправили в комендатуру города. Она размещалась там же, что и теперь, на Садовой улице, недалеко от Невского проспекта. В комендатуре города снова обыскали, сняли ремень и посадили в камеру. Через несколько часов из камеры вывели, и вооруженный солдат с винтовкой наперевес увел меня в свою часть. Я иду впереди с котелком, в шинели без пояса, за мной в двух шагах с винтовкой наперевес идет солдат. Переулками вышли на Литейный, а затем свернули на улицу Некрасова. Постепенно мы с солдатом разговорились. Я стал просить его отпустить меня.

— Как я тебя отпущу, я должен сдать тебя в твою часть под расписку.

У солдата в кармане шинели лежал конверт с моей красноармейской книжкой и сопроводительным письмом комендатуры. В моей голове начал созревать план побега. Знал, что при возвращении в часть под стражей часового, мне несдобровать: гауптвахта, а может быть и трибунал.

Стал ласково совращать солдата:

— Браток, отпусти меня, ради Бога, мне ведь не поздоровится после того, как ты меня приведешь в часть. Я тебе вот и котелок с мясом отдам.

— Я и так могу это мясо забрать себе, — ответил он.

— Нет, не можешь. Оно же числится в сопроводительной, которая находится у тебя в конверте.

Солдат перекинул винтовку за плечо, полез в карман, открыл конверт, извлек оттуда мою красноармейскую книжку и сопроводительное письмо. Действительно, в письме было сказано, где я задержан патрулем и что у меня обнаружено в котелке.

— Тут вес не указан, отрежь половину себе, все равно в части мне его не отдадут, — предложил я солдату.

Он достал из кармана складной ножик, открыл крышку котелка и стал ножиком отрезать мясо. Я иду с ним рядом, подбадриваю его.

— Давай, давай отрезай побольше, не стесняйся, сваришь в печке и хорошо заправишься.

Пока солдат возился с мясом в котелке, пакет из его кармана перекочевал в мой. Дрожь колотила меня, но уже полдела было сделано. Солдат весьма вольно караулил меня, знал, что без красноармейской книжки я никуда не денусь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное