Эхо любви. Стихотворения. Поэмы (сборник)

А все-таки ошибся
           старикан!
Не рассчитал всего
впервые в жизни.
Великий хан.
Победоносный хан.
Такой мудрец и –
           надо же! –
                ошибся.

Текла,

     ревя и радуясь,
                орда.

Ее от крови

          било и качало.
Разбросанно горели города,
и не хватало стрел
в больших колчанах.
Белели трупы
           недругов босых.
Распахивал огонь
любые двери!
Дразнил мороз.
Смешил чужой язык.
И сабли
от работы не ржавели.
И пахло дымом,
           потом и навозом…
Все, что еще могло гореть,
                     спалив,
к тяжелым пропылившимся повозкам
пришельцы гнали
               пленников своих.
Они добычею в пути менялись.
И, сутолоку в лагерь принося,
всех ставили к колесам.
И смеялись:

«Смерть!» –

          если ты был выше колеса.
У воина рука не задрожит.
Великий хан
           все обусловил четко.

Везло лишь детям.

Оставались жить
славянские
      мальчишки и девчонки.
Возвышенные,
как на образах.
Что происходит –
               понимали слабо…
Но ненависть
в заплаканных глазах
уже тогда –
          не детская –
                    пылала!
Они молчали.
Ветер утихал.
Звенел над головами
                рыжий полдень…
И все-таки ошибся
                мудрый хан!
Ошибся хан
и ничего не понял!..

Они еще построятся

                в полки.
Уже грядет,
уже маячит
          битва!..

Колеса были

          слишком высоки.
А дети подрастают
                очень быстро.

Другу, которому я не успел написать стихов

Есть на свете
           такие парни –
дышит громко,
смеется громко,
любит громко
и шепчет
      громко!
Есть на свете
           такие парни…
Есть на свете
           такие парни!
К жизни
      он припадает губами,
Пьет ее.
И напиться не хочет…

И когда –

      такие! –
                уходят
вдруг,
на взлете,
на взмахе,
на вздохе, –
как земля в сентябре,
                обильны, –
ничего не чувствуешь.
Только
жжет обида.
          Одна обида.
На кого – не знаю.
Обида.
И гадать не хочу.
Обида.

Есть на свете

           такие парни.
Все для жизни в них –
не для памяти!
Память, в общем-то,
                по иронии –
вещь
достаточно односторонняя.
И бубнить про нее округло
в данном случае
слишком глупо,
слишком горько
           и бесполезно…

Мы –

     живые.
Мы –
     из железа.
Пусть намеком
           пустые урны
крематорий
держит за пазухой.
Вновь меня
      заполняет утро,
как улыбка
Женьки Урбанского.

«Говорила мама…»