Я смотрю на Мэнди, соображая, что с ней делать. Ей нельзя доверять. Нужно изолировать ее, чтобы не беспокоиться. Я подталкиваю ее к машине.
– Залезай, – велю ей. – Там безопаснее.
Как только Мэнди оказывается внутри, нажимаю большим пальцем на ручку и блокирую дверцу. Теперь хотя бы услышу сигнализацию, если Мэнди попытается сбежать. А потом бросаюсь через поляну и бегу вокруг дома в поисках каких-нибудь следов моих детей. Все окна в огне, входная дверь – как пустая черная пасть, охваченная пламенем.
Я отказываюсь верить, что дети там, внутри. Просто не могу. Если я буду думать об этом – пусть даже недолго, меня разорвет от боли на куски. Зову детей, хотя в горле пересохло, а жар опаляет лицо и руки.
Мне нужны мои дети. Мне нужно ощущать их, прикасаться к ним, вдыхать их запах и знать: с ними все хорошо.
Позади раздается резкий звук, напоминающий человеческий крик. Оборачиваюсь и в свете пламени вижу Ви, стоящую на коленях на опушке леса. Мокрая футболка приклеилась к животу, который она зажимает обеими руками, волосы прилипли к голове, на щеке блестят слезы.
– Ви! – Я бросаюсь к ней, опускаюсь рядом на колени, машинально тяну руки проверить ее раны. Она вздрагивает от моего прикосновения и отстраняется:
– Я в порядке.
Разумеется, она не в порядке. Столько крови – просто кошмар… Но я стараюсь, чтобы страх не отразился на моем лице: не хочу, чтобы Ви тоже запаниковала. Я и так напугана за нас обеих. Начинаю отрывать край своей рубашки, чтобы как-то остановить кровотечение. Но Ви останавливает меня.
– Коннор там, внутри, – захлебывается она. – Он вернулся, чтобы спасти ее.
Я в ужасе. Мой мальчик. Там, в доме. Сейчас нельзя об этом думать, чтобы не расклеиться. Нет, не сейчас.
Ви цепляется за мою руку окровавленными пальцами:
– Я пыталась его остановить.
Накрываю ее руку своей:
– Я знаю, детка. Где он?
Ее подбородок дрожит, глаза остекленели от боли.
– Наверху. – Ви почти не слышно из-за рева пламени. – Пожалуйста, будь осторожнее. Пожалуйста, вернись.
Вскакиваю и бросаюсь к дому, не думая о риске, об опасности. Во мне столько адреналина, что нипочем даже невыносимый жар и дым, заполняющий легкие. Еще не поздно, говорю я себе. Я смогу его найти. Я смогу его спасти. Я должна.
Огонь пожирает угол переднего крыльца, старые гнилые бревна быстро загораются. Металлическая крыша от высокой температуры скручивается и выгибается с диким скрежетом. Она может рухнуть в любой момент. Но сначала мне нужно попасть в дом.
Я уже совсем рядом со ступеньками, когда замечаю в дверном проеме какое-то движение. В клубах дыма, где пляшут тлеющие угольки, появляются две фигурки. Поддерживая друг друга и пошатываясь, они выбираются из огненного смерча.
Коннор. Уилла.
Я издаю прерывистый вопль, не в силах сдержать страх, и подскакиваю к крыльцу. Коннор спотыкается, цепляется за Уиллу, пытаясь удержать равновесие, но она выворачивается из его рук, и он падает.
Уилла ковыляет к поляне, держась за бок, едва не врезается в меня и резко останавливается, таращась от страха. Да уж, ей сто́ит меня бояться. Бояться до чертиков. Я в ярости. Из-за нее мой ребенок чуть не остался в этом аду. Так хочется ей врезать… Хочется схватить ее и отшвырнуть с дороги.
Но вместо этого я бросаюсь мимо нее к крыльцу. Его край выгибается, обдавая горячей волной. Я хватаюсь за него руками, почти не замечая, как тлеющие угольки падают на кожу и одежду.
Коннор стоит на четвереньках, весь дрожа и пытаясь подняться. Я подхватываю его, прижимая к груди, как когда-то давно, когда сын был маленьким. Глажу его голову, опускаю ее к себе на плечо, чтобы защитить как можно лучше, пока мы не уберемся подальше от пылающего ада.
Мы уже спустились на нижнюю ступеньку, когда позади раздается жуткий грохот, словно содрогнулся весь мир. Обрушилась половина дома. Я загораживаю собой Коннора, вокруг разлетаются пылающие обломки.
Оказавшись на безопасном расстоянии, падаю на колени и баюкаю Коннора, как младенца. Быстро ощупываю сына, убедившись, что ни один уголек не загорелся, прижимаю ладонь к его щеке, склоняюсь над ним.
– Коннор, посмотри на меня, – упрашиваю его.
Коннор моргает, на секунду открывает глаза и опять закрывает. Он глубоко вздыхает, на трясущихся губах появляется еле заметная улыбка, а потом сын произносит слово «мама».
– Я здесь, – отвечаю ему. Сердце колотится, мысли путаются, когда я понимаю, как сильно он пострадал. Вся футболка в крови, рука тоже. Кожа на тыльной стороне ладоней мокрая и в пузырях.
– Держись. Пожарные и спасатели уже едут. Просто держись.
Смотрю туда, где осталась Ви. Она прислонилась к дереву и кивает, что с ней все в порядке. Я снова сосредотачиваюсь на Конноре, на его прерывистом дыхании. Крепко обнимаю его, ненавидя себя за то, что не в силах помочь сыну. Ему так больно, а я ничего не могу сделать…