Эхо Мертвого озера

Никому неинтересно, что Мэлвин Ройял был любящим отцом. А Кевин – хорошим другом.

Поэтому иногда я думаю вот о чем: а если б я сделал какую-нибудь глупость или что-нибудь страшное, меня так же легко списали бы со счетов?

Скорее всего, да, учитывая, что мои одноклассники наговорили журналистам. Как хорошо, что я сейчас не дома, где мне пришлось бы сталкиваться со всем этим лицом к лицу… Я бы вряд ли справился. Читать гадости от людей, которые плохо к вам относятся, – это одно. И совсем другое – видеть этих людей.

И дело не только в школе. Я знаю, мама разрешила бы мне остаться дома; она делала так раньше, когда ситуация обострялась. Но стрельба вышла за пределы школы – взбудоражен весь город. Мое фото во всех местных газетах. Вряд ли в Ноксвилле найдется место, куда я могу пойти – и меня не узнают. По крайней мере, так мне кажется. Если все в городе думают, что я тоже монстр, то как я смогу туда вернуться?

Я прокручиваю эти мысли уже несколько часов и понимаю: хватит. Нужно отвлечься. Нужно выбраться из этого номера, где я как в клетке.

Ви еще храпит на соседней кровати, и я швыряю в нее подушку. Она фыркает, откидывает волосы с лица и свирепо смотрит на меня.

– Какого черта?

– Идем завтракать, – предлагаю я.

Она переворачивается на бок и глубже зарывается под одеяло.

– Нет.

– Давай, Ви, мне скучно, и я хочу есть.

– А мне-то что…

Я хорошо знаю Ви: сколько ее ни уговаривай, все равно не передумает.

– Ладно, пойду один.

Мама наказывала нам с Ви держаться вместе, но мне уже все равно. Кафе всего в нескольких десятках ярдов отсюда – я же не собираюсь в какой-то большой загул. Натягиваю джинсы, обуваюсь, проскальзываю в мамину комнату, чтобы взять на комоде деньги, и выхожу на улицу.

И резко останавливаюсь.

На бордюре между входом в отель и парковкой сидит девушка. И, похоже, ждет меня.

10 Гвен

С утра пораньше приезжаю в полицейский участок. Мне не назначено, но, судя по ритму жизни в Гардении, вряд ли у шефа полиции слишком напряженный график. Участок находится в старом кирпичном здании в центре города, на большой площади, напротив здания суда. По бокам – церковь баптистов и церковь методистов. Что ж, отделение церкви от государства не везде заходит слишком далеко.

Я паркуюсь на небольшой стоянке и направляюсь к двухэтажному зданию. Оно отремонтировано, оконные рамы недавно выкрашены в ярко-белый цвет, клумбы под окнами в цветах. У входа на флагштоке гордо развеваются флаги США и Северной Каролины.

Двойные парадные двери настолько тяжелые, что приходится толкать одну из них плечом, чтобы открыть. Это слегка выводит меня из равновесия, когда я вхожу в главный вестибюль. Он больше, чем я ожидала: высотой в два этажа, со старинными мраморными полами, истертыми многими поколениями ног.

Направляюсь к стойке регистрации, за которой женщина средних лет с волнистыми светлыми волосами и яркой помадой уже широко улыбается мне.

– Доброе утро, – произносит она приветствие нараспев, гораздо бодрее, чем можно ожидать в такую рань. – Чем могу помочь?

Она так и лучится теплым южным гостеприимством, но по ее проницательному взгляду понятно: характер у нее тверже, чем кажется на первый взгляд. Вряд ли она терпима к всяким глупостям и уж точно не выносит угроз или грубости. Здесь явно тот случай, когда на мед поймаешь больше мух, чем на уксус[17]. Хотя давненько я не использовала мед, чтобы добиваться цели. Я довольно долго жила в Теннесси и умею смягчать голос так, чтобы среднезападный акцент был незаметен и меня не принимали за чужака.

– И вам доброе утро, – отвечаю я, стараясь улыбаться как можно шире. – Меня зовут Гвен Проктор, и я надеялась с утра украсть немного времени у вашего шефа, чтобы расспросить об одном деле.

– У вас назначено? – спрашивает секретарша, наверняка уже зная ответ. Такие, как она, помнят расписание шефа наизусть.

– Боюсь, что нет. Я только вчера днем приехала в ваш город, и, к сожалению, у меня не было времени позвонить заранее.

Она поджимает губы:

– Хм-м‐м… Шеф Паркс – очень занятой человек. Думаю, вы понимаете. Что за дело вас интересует?

– Джульетты Ларсон.

Выражение ее лица становится напряженным.

– Можно узнать почему? Вы журналистка?

Я достаю из бумажника удостоверение:

– Нет, частный детектив. Ларсоны наняли меня расследовать ее исчезновение.

Выражение лица секретарши становится таким, словно ей есть что рассказать об этом. Но она только спрашивает:

– Не возражаете, если я сделаю копию?

И кивает на мое удостоверение.

Я отдаю его, и она вставляет его в сканер одной из последних моделей. Мы обе молчим – тонкости южного гостеприимства на время забыты, пока она щелкает по клавиатуре и кладет удостоверение обратно на стойку.

– Хорошо, сейчас я загляну узнать, сможет ли он уделить вам время.

Чушь собачья, и мы обе это знаем. В приемной так же пусто, как и на парковке, а когда я просматривала местные новости, то не увидела ничего более значительного, чем сообщение о том, что чей-то двор закидали рулонами туалетной бумаги[18].