Эхо Мертвого озера

Но в этом и проблема. Никто не хочет верить, что он ничего не сделал. Вот если б сын серийного убийцы сорвался – совсем другое дело. И как только эта история станет известна всем, – а это только вопрос времени, – то «тролли», которые метили в меня, начнут преследовать его.

У меня внутри все сжимается при мысли, что волна ярости в Сети накроет сына. Откашливаюсь, чтобы унять дрожь в голосе, и спрашиваю:

– А если происшествие в Стиллхаус-Лейке как-то связано с Коннором? Со стрельбой в школе?

Сэм секунду раздумывает:

– Не исключено.

Он говорит разумно и рассудительно. Не знаю, как у него это получается. Мой разум пылает, а тело борется, чтобы не дать гневу выплеснуться наружу. Хочется разнести весь мир в клочья, найти тех, кто угрожает сыну, и просто разорвать. Знаю, это бессмысленно, но воображение уже не остановить.

– Я же знаю тебя, Гвен. Нет такой опасности, с которой ты не готова встретиться лицом к лицу. Но я не уверен, что прямо сейчас это лучший выход. По крайней мере, пока мы не узнаем больше.

– То есть ты считаешь, что нужно просто сидеть сложа руки и ничего не делать?

– Нет, я считаю, что ехать нужно мне.

Его предложение ошарашивает: оно настолько очевидно – и все же не пришло мне в голову…

– Мы – команда, Гвен. А быть командой означает поддерживать друг друга.

Ему даже не нужно произносить «Сала-Пойнт» – это и так повисает в воздухе. Когда Джонатан Уотсон угрожал нашей семье, я все скрывала и не рассказывала Сэму. Думала, так будет лучше. Думала, смогу справиться с Уотсоном сама, но не сумела. И в итоге мне понадобилась помощь Кец и Сэма. Без них я погибла бы.

Я вздыхаю. Хоть я и доверяю Сэму свою жизнь и жизни моих детей, мне трудно не пытаться держать все под контролем. Трудно не пытаться делать все самой, хотя я знаю: это не лучший вариант.

– А Ланни? – спрашиваю.

– Могу отвезти ее к Кец и Хави. Они присмотрят за ней, пока мы не узнаем больше.

Я киваю. Разумно. Но тогда уик-энд для будущих абитуриентов закончится для Ланни раньше, а ей будет нелегко это принять.

– Давай я сама скажу ей?

Я вспоминаю, сколько раз приносила дочери плохие новости. Сколько раз открывала дверь ее комнаты и говорила, что у нее пятнадцать минут на сборы и прощание с привычной жизнью. Сколько раз приходилось отвечать «нет», когда она просила разрешить ей то же, что и всем ее ровесникам.

После раздумий Сэм предлагает:

– Давай лучше я.

Ненавижу себя за то облегчение, которое ощущаю после его слов, но не отказываюсь:

– Передай ей, что мне жаль. И что я придумаю, как загладить вину. Обещаю.

– Она все поймет, – уверяет Сэм, но мы оба знаем: полной уверенности нет. И еще мы знаем, что наступит момент, когда Ланни откажется понимать. Потому что больше не выдержит.

Нельзя допустить, чтобы это произошло.

– Береги Коннора и Ви и занимайся расследованием, – продолжает он. – Об остальном я позабочусь.

– Слушай, Сэм… Спасибо.

– Я люблю тебя, Гвен. Вместе мы справимся с чем угодно, ведь мы семья.

Его слова согревают. Так хорошо, когда есть кто-то, кого можно любить и доверять ему без вопросов и сомнений…

– И я тебя люблю.

– Позвоню, как доберемся.

Я улыбаюсь. Сэм знает, что я буду на нервах, пока он снова не выйдет на связь.

– Поезжай осторожно.

19 Ланни

Через год после того, как отца арестовали, мама села в тюрьму, а мы стали жить с бабушкой, у меня начались головные боли. Сильные.

Моя бабушка не сторонница нетрадиционной медицины, но избегает ходить по врачам из страха, во сколько это может обойтись. Когда я жаловалась на головную боль, она сначала давала мне лекарства, которые продают без рецепта, потом пробовала другие средства: холодные компрессы, темнота, эфирные масла.

В конце концов мне стало так плохо, что меня увезли на «Скорой»; все тело болело, меня непрерывно тошнило. Мне сделали анализы, поставили капельницу, и я вырубилась. А когда проснулась, боль прошла. Совсем.

Только тогда я поняла, что боль стала управлять моей жизнью. Я обращала внимание на головные боли, только когда они становились совсем невыносимыми. Но когда боли не стало, я поняла: она преследовала меня постоянно.

Потребовалась куча анализов, и в итоге врачи решили, что дело, наверное, в стрессе, из-за которого у меня произошел гормональный сбой. Они на пару лет посадили меня на гормональные, и голова перестала болеть.

Но больше всего мне запомнились не головные боли, а тот момент, когда я очнулась в больнице и поняла, насколько хреновой стала моя жизнь, хотя раньше даже не осознавала этого.

Именно так я чувствую себя в Рейне. Тусуюсь с соседкой, первокурсницей Хизер, представляюсь ее друзьям как Ланта Кейд, и никто не моргнет глазом и не посмотрит косо. И я понимаю, в какое дерьмо превратилась моя жизнь.

Я уже так привыкла быть Ланни Проктор, дочерью печально известного серийного убийцы Мэлвина Ройяла, что начала думать, что это нормально.