И моя мама тоже… она плачет, она кричит. А я изо всех сил стараюсь не обращать на это внимания.
Вероника
– Ты была права, – говорит Сильвия, когда я открываю дверь в нашу квартиру, – Сойер определенно нуждается в своих друзьях, и прямо сейчас он действительно нуждается в тебе.
Если бы кто-нибудь сказал мне в августе прошлого года, что Сильвия Риччи придет ко мне домой в восемь вечера, я бы посоветовала ему провериться на наличие опухоли мозга. Но это забавно, как меняется жизнь, и то, что она стоит у моей двери, нормальнее не бывает.
Один взгляд в ее встревоженные глаза, и я хватаю слишком большую мне кожаную куртку отца с крючка на стене.
– Ви, – зовет папа, – я хочу, чтобы ты была дома к десяти.
Я кружусь на цыпочках, удивленная комендантским часом. Папа у раковины заканчивает мыть посуду, которую я помогала ему вытирать и убирать. Он стоит ко мне спиной, но по тому, как напряжены плечи, я вижу, что он в полной боевой готовности. Теперь он будет внимательно следить за мной. Внимательнее, чем хотелось бы.
– Не проблема.
Папа оглядывается на меня через плечо, и мой желудок сжимается. Вот оно – глубокое беспокойство.
– Я в порядке, пап, – говорю я.
Он рассеянно кивает и возвращается к тарелкам. Время. Нам с папой нужно больше времени проводить вместе.
Это заставит его чувствовать себя лучше. Но с Сильвией, стоящей у двери, и с Сойером, нуждающимся во мне, время вместе придется отложить.
Не в силах оставить папу таким расстроенным, я подхожу к нему и обнимаю. Он крепко обнимает меня в ответ, а потом бормочет что-то о том, что мне пора идти.
Мы с Сильвией уходим, и, как только оказываемся на переднем крыльце, я останавливаюсь, чтобы позволить ей вести меня. Она обходит дом сзади и, направившись к линии деревьев, включает фонарик на телефоне. Я делаю то же самое.
– Сойер и Мигель уже отправились в туберкулезную больницу. Сойер хотел сначала подняться наверх, чтобы побыть один несколько минут, но мы с Мигелем не посчитали это хорошей идеей. Я осталась здесь, у него дома, и собрала еще кое-какие вещи для него и Люси. Сойер не хотел задерживаться здесь на случай, если его мама вернется. Я обещала ему, что найду тебя, когда закончу, и приведу сюда. Он хочет увидеть тебя перед отъездом.
– Отъездом?
Сильвия сочувственно наклоняет ко мне голову.
– Он хотел сам сообщить тебе.
Я киваю, и мы начинаем крутой подъем на холм. Мы вовсю пыхтим, и на полпути вверх я начинаю потеть под папиной кожаной курткой. Хочется снять ее, хотя жестокий осенний воздух кусает мою обнаженную кожу.
Наконец мы добираемся до каменных ступеней заброшенной больницы, и, чтобы скорее увидеть Сойера, я прыгаю сразу через две. Сильвия колеблется внизу.
– Ты в порядке? – спрашиваю я.
– Это место пугает меня до чертиков, серьезно.
Я оглядываюсь вокруг: больница светится серебром лунного света. Сильвия очень напугана, и я тоже боюсь, но не призраков за закрытыми дверями. Я больше боюсь того, как сильно на Сойера нужно надавить, прежде чем он окончательно сломается.
– Иди, – говорит Сильвия и обхватывает себя руками, – я останусь здесь. Мигель сказал, что они на восточной стороне здания.
Нет, так не пойдет. Я протягиваю ей руку.
– Не думаю, что кому-то из нас нужно быть одному. – Теперь уже нет.
Сильвия осматривает окрестности, темноту и тени. Она смело поднимается по лестнице и переплетает свои пальцы с моими. Мы медленно идем по каменному крыльцу, и Сильвия поворачивает голову при малейшем звуке, ее широко раскрытые глаза бегают по стенам, как будто она готовится к нападению.
В глубине души я знаю, что никакого нападения не будет.
– Как ты можешь быть такой расслабленной? – спрашивает Сильвия. – Когда я росла в этом городе, то слышала о стольких ужасных вещах, которые здесь происходили. Все эти смерти, поверхностные медицинские практики, сатанинские ритуалы в уже заброшенном здании. Это место – сплошное зло.
– Так ли это? – спрашивает Сойер, когда мы поворачиваем за угол, и мое сердце подпрыгивает при виде его, прислонившегося к одной из каменных колонн.
– Я не думаю, что это место злое, – говорю я.
– Я тоже. – Сойер достает из заднего кармана сложенную стопку бумаг, и, если бы он не выглядел таким невероятно грустным, я бы улыбнулась. Это дневник Эвелин.
– Как ты можешь так говорить? – спрашивает Сильвия, выпуская мою руку.
Сойер смотрит на меня, протягивая бумаги Сильвии, и я утвердительно киваю головой. Он отталкивается от стены и отдает ей дневник.
– Когда закончишь, верни его Веронике. Он принадлежит ей.
Сильвия благоговейно берет бумаги, и Мигель обнимает ее за плечи.
– Давай дадим им немного времени. – Мигель смотрит мне прямо в глаза. – Когда вы закончите, не дай ему уйти без меня.
– Ладно, – говорю я. Они уходят, и я обращаю на Сойера все свое внимание. – Ты им сказал.
– Я больше не буду молчать о маме.
– Я так и думала, но это не то, что я имею в виду. Ты же сказал им, что прыгаешь.
Неуверенный в себе, Сойер засовывает руки в карманы.
– Мне показалось, что это было правильно. Если я сдаю маму, то, наверное, должен сдаться и сам.