– Твоя голова? – спрашивает папа. – Это твоя голова?
– Она умирает, Улисс! – мама кричит рядом с ним, прямо ему в ухо. – Спаси ее! Ты спасешь нашего ребенка! – Она вздрагивает, а потом снова кричит: – Спаси ее! Ты же обещал мне, что спасешь ее!
– Мне страшно, мама. Пожалуйста, не оставляй меня! Ну, пожалуйста!
Мама хватает меня за руку, и я отвечаю ей тем же.
– Я здесь, орешек. Я никуда не уйду.
– Скажи мне, что умереть не страшно, мама! Пожалуйста, скажи мне, что это не страшно!
Папа обхватывает мое лицо и заставляет посмотреть на него.
– С кем ты разговариваешь, Ви? Скажи мне, с кем ты разговариваешь.
Мое горло распухает, и я качаю головой, не желая отвечать, но потом думаю о Сойере. Я думаю о лжи. Думаю о боли и о том, что не понимаю, почему мама не отвечает. Что если смерть болезненна, если смерть страшна.
– Я не хочу умирать. Мне страшно, папа.
Папа оставляет меня, и я корчусь, когда острая боль снова пронзает мой череп. Руки снова на моем лице, теплые, а не холодные. Глубокий голос отца:
– Мне нужна скорая помощь, – Он называет свое имя, наш адрес, вытирая слезы с моего лица, шепча мне: – Все в порядке, Ви, все в порядке.
Это не «в порядке». Нисколько.
– Мне страшно, мне страшно, мне страшно.
Мама снова мерцает, и от этого мое сердце разрывается надвое.
– Нет! Ты не можешь уйти! Ты не можешь уйти, мама! Мне страшно!
– Кого ты видишь? – папа снова обхватывает мое лицо. Его мобильник больше не прижат к уху. – С кем ты разговариваешь?
– Скажи ему, – слабым голосом говорит мама, – скажи же.
– Тогда ты уйдешь! – я плачу.
Мама присаживается передо мной на корточки, целует меня в лоб и шепчет:
– Меня здесь никогда не было. Я была только в твоих мыслях.
А потом она исчезает, и я не могу дышать. Боль пронзает мое тело насквозь – это слишком много для меня, чтобы вынести. Я мечусь, мое тело бьется так, что я не могу контролировать себя, и звук, который я издаю, нечеловеческий.
– Ви! – кричит папа. Потом я оказываюсь в его объятиях, и он крепко обнимает меня. – Я здесь, детка. Я здесь. Не смей умирать у меня на руках! Не смей умирать!
Я хватаюсь за переднюю часть его рубашки, когда конвульсии заканчиваются. Темнота пронизывает мое зрение, а разум затуманивается и покрывается дымкой.
– Не отпускай меня, папа. Пожалуйста, не отпускай меня.
– Не отпущу, детка, – его голос срывается, когда я пытаюсь не заснуть, – клянусь Богом, я этого не сделаю.
Мой ум осознает это раньше, чем тело. Первая мысль – нет никакой боли. Никакой. На самом деле это странное чувство, как будто ты плывешь и вообще ни с чем не связана.
Мое сердце замирает, а грудь сжимается. О боже, я умерла.
Сойер.
Папа.
Назарет.
Джесси.
Скарлетт.
Лео.
О боже, я ничего из этого не сделала правильно.
– Ви? – слышу голос папы и чувствую давление на свою руку, как будто кто-то держит ее.
Моя грудь. Мое сердце. Давление на мою руку. Я все это чувствую. Значит, я не умерла. Еще нет. Сглатываю и поворачиваю голову. Мне требуется много усилий, чтобы открыть глаза, и, когда я это делаю, все расплывается. Я моргаю, но это не помогает. Просто превращает папу в размытое пятно, и больше ничего не разобрать.
– Папа? – это должно было прозвучать гораздо громче.
– Я здесь, орешек.
– Я плохо вижу, – я начинаю паниковать, – все слишком расплывчато. Ничего не могу разобрать.
Вдалеке слышатся шаги, скрип стула рядом со мной, и я чувствую, как крепко папа держит меня за руку.
– Мы что-нибудь придумаем. Все в порядке, детка. Я обещаю, что все будет хорошо.
Мой мозг работает со скоростью миллиона километров в час, и я хватаю его за руку, чтобы убедиться, что он не уйдет.
– Опухоль растет. Я вижу маму и знаю, что не должна ее видеть. Я не хочу умирать. Я думала, что хочу, но это не так, я не хочу умирать. Пожалуйста, помоги мне не умереть.
– Ш-ш-ш, – говорит он и откидывает мои волосы с лица, – мы еще не знаем, выросла ли опухоль.
– Мне это уже известно. Я скрывала, что она выросла. Мне следовало сказать тебе. Извини. Мне очень жаль.
– Все нормально. Все в порядке. Мы сейчас в реанимации. Врачи думают, что у тебя был припадок, и мы ждем медсестер, чтобы отвезти тебя на МРТ-сканирование. Тогда мы узнаем больше.
– Прости, – повторяю я, и слезы жгут мне глаза. Я солгала ему. Разочаровала его. Я лгала самой себе. – Мне страшно. – Мне и раньше было страшно, но я пыталась убедить себя, что это не так.
– Я знаю, орешек, – его голос срывается, и он прочищает его. Рука на моем лице снова смахивает мне слезы. – Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Обещаю.
Мои глаза против моей воли снова закрываются, и мой разум начинает дрейфовать. Но потом я резко открываю глаза.
– Передай Сойеру, что я тебе сказала.
– Я передам.
– Я серьезно.
– Я передам. Я позвонил Джесси. Они со Скарлетт сидят в приемной и сообщают Сойеру и Лео о последних новостях. Назарет был здесь, в этой комнате, вместе со мной. Он только что ушел, чтобы попросить медсестру рассказать им о твоем зрении, но он скоро вернется. Продолжай спать, Ви, – мягко говорит папа. – Предстоит большая битва, и тебе понадобится вся твоя сила.
Вероника