Эхо между нами

Она расплывается в лучезарной улыбке, но, к сожалению, убирает свою руку с моей.

– Значит, ты говоришь, что я особенная.

– Пожалуй, да, – смеюсь я.

– Не верю! – Она притворно ахает. – Сойер Сазерленд, самый популярный парень в школе, и я ему нравлюсь? Тебе лучше быть осторожнее. Если станешь болтаться со мной слишком часто, люди начнут сплетничать.

– Я не популярный. – Но они все равно болтают.

Вероника притворно закатывает глаза.

– Да ладно. Ты король, и ты это знаешь. И я нравлюсь королю, – последнюю часть она пропевает, будто ей пять. – Я нравлюсь Сойеру.

Она игриво толкает меня ногой, и мое сердце замирает. Такие реакции для меня странные, и это сбивает с толку. В ее великолепных голубых глазах пляшут смешинки, и я удивляюсь, как провел рядом с ней столько лет и никогда не замечал таких глаз и завораживающего голоса.

– Ребята, осталось пять минут, – напоминает миссис Гарсия, и Вероника улыбается мне, прежде чем открыть свой блокнот и начать писать.

Я потираю затылок, потягиваюсь и с ужасом обнаруживаю, что мое сердце бьется быстрее.

Возьми себя в руки, Сазерленд. Возьми себя в руки.

Вероника

– Ты не можешь впустить ее, – шепчет мама мне на ухо, и ее предупреждение заставляет мою кровь заледенеть. Сегодня вечер понедельника, и я наблюдаю на мониторе записи камер, как Глори входит в фойе дома и начинает подниматься по лестнице.

Те же горожане, которые думают, что я просто странная, ее считают сумасшедшей. Но это не мешает им приходить к ней домой и отдавать деньги за сеанс ясновидения. Может быть, ее и не приглашают на самые шикарные вечеринки в городе, но смех Глори слышен всю дорогу до банка, куда она идет, чтобы обналичить их чеки.

– Если ты ее впустишь, – говорит мама, – она заставит меня уйти.

Мой взгляд устремляется к маме, и в ее глазах появляется страх.

– Зачем ей это?

– Потому что именно для этого Бог дал Глори ее дар видеть духов. Она должна привести тех из нас, кто задержится в этом царстве, к следующему. Вспомни, что я тебе говорила, Ви. Будь осторожна с теми, кого приглашаешь в свой дом. Смерть, приглашенная однажды, становится слишком сильна, чтобы остановить ее в следующий.

Я подпрыгиваю, когда раздается стук в дверь. Не хочу, чтобы мама уходила. Мне нужно, чтобы она была здесь, со мной, но…

– Может, тебе лучше уйти? То есть я не хочу, чтобы ты уходила, но не будешь ли ты счастливее на небесах?

Во мне теплится надежда, которая почти душит: я так отчаянно хочу, чтобы она сказала, что смерть не страшна.

Мама наклоняет голову, потом протягивает руку и гладит меня по щеке.

Я закрываю глаза от этого кроткого мягкого прикосновения и жалею, что не могу обнять ее. По какой-то причине мы можем легко прикасаться друг к другу, но не можем обняться. Это одна из вещей, по которым я скучаю больше всего, – по ее крепким надежным объятиям. Она всегда пахла розами и детской присыпкой, и, как бы холодно ни было снаружи, с ней было тепло.

– Почему я должна хотеть оставить тебя и твоего отца? Нет такого места, где я предпочла бы быть без вас.

Глори стучит снова, и мой пульс учащается, когда она кричит:

– Я знаю, что ты там, Ви, прекрати тянуть время и открой дверь.

– Что же мне делать? – спрашиваю я.

– Игнорируй ее.

– Глори не может заставить тебя уйти, не так ли? Разве ты не можешь остаться, если хочешь?

Еще один стук, но на этот раз громче:

– Взгляни на камеру, Ви, и я обещаю, что ты откроешь дверь.

Глори поднимает какую-то толстую, замотанную палку, и моя мама начинает мерцать. Честное слово, мерцать. Как будто она здесь, а потом ее нет, и это вызывает панику, которая стремительно разливается по моим венам.

– Мне сказали воспользоваться этим, если ты не откроешь эту дверь, – кричит Глори.

– Открой дверь, – беспокойство в голосе мамы усиливает мое, – но заставь ее уйти. Быстро. Она будет лгать, чтобы получить то, чего хочет. Инстинкты заставляют ее прогонять духов, но она не понимает, что некоторым из нас нужно остаться.

Затем мама исчезает, и эта внезапность заставляет мои легкие сжиматься. Я оглядываю комнату – никого, и это делает меня странно опустошенной. Раздаются шаги на лестнице, и я снова обретаю способность дышать. Она не ушла, просто куда-то переместилась.

Я отпираю замки и открываю дверь. У Глори длинные, песочно-светлые волосы, мелкие натуральные кудряшки. На ней длинная многослойная светло-голубая юбка и белая блузка с открытыми плечами. В руках она держит сверток, а на сгибе руки – плетеную корзинку для пикника.

– Привет, Ви, – говорит Глори. – Ты собираешься впустить меня?

Я не хочу этого делать, но…

– Конечно.

Глори входит и настороженно оглядывает мой дом.

– Ты пропустила наш ежемесячный сеанс исцеления. – Она пронзает меня своим пристальным взглядом. – Дважды.

– Прошу прощения. Я была очень занята.

– Хм-м-м, – Глори проходит дальше в комнату, с каждым шагом все более неуверенно, чем прежде, – ты мне все время снилась.

– Только в хороших снах, верно? – Моя улыбка кажется фальшивой, и я держу пари, что так она и выглядит.

– Нет.

Дерьмо.

– Ты знаешь, что это? – она поднимает пучок травы, который держит в руке.