Эхо Миштар

– Для тебя стараюсь, – обиделся Иаллам. – Эй, куда! Тут ступеньки нет. Вот так! Держись-ка лучше за меня пока что. Вот внизу окажемся – сколько угодно отшучивайся.

Лестница оканчивалась небольшой площадкой. Там лекарь снял верхнюю накидку, надел другую, более плотную, белую, и повязал на лицо что-то вроде полумаски, закрывающей рот и нос. Предложил он переодеться и другим, но Иаллам отказался жестом – за всех. Лекарь собрался было постучать в дверь, но Фогарта его остановила и попросила рыжего перевести её вопрос.

– Ты начал говорить о долге перед советом и о какой-то жалобе. Сейчас некому тебя подслушать. Поведай нам окончание своей истории, пожалуйста.

Лекарь недолго колебался с ответом – видно было, что ему давно не терпится хоть кому-то рассказать.

– Тут и слушать особенно нечего, – зло произнёс он, точно выплёвывая слова. – Я был аптекарем, безродным, но удачливым. Торговля моя шла хорошо. Но своего помещения для аптеки у меня не было, и я снимал нижний этаж у одного почтенного горожанина… И однажды, когда пришло время платить за аренду, этот горожанин вдруг запросил втрое больше обычного. Я пожаловался в совет, а «почтенный», видно, уже приплатил, кому надо. Прошение моё разбирали три луны, и под конец я был весь в долгах – пришлось дело своё продавать. А мне обидно стало – я в доме своём дверь запер накрепко и не пускал никого. Дурак был. Совет строго карает тех, кто против него идёт. Вот и достал кто-то из сундуков старинный свод законов, а там за большие долги в назидание для других преступника жестоко казнят. С ужасом ожидал я расправы – целую луну! Но обо мне словно забыли. А как эпидемия началась – вспомнили и отрядили врачевать больных. Так что будьте осторожнее с советом, госпожа киморт, – неожиданно просто закончил лекарь. – Они платить не любят. Вот брать – любят.

– Я учту, – пообещала Фог.

Лекарь отвернулся, поправил маску и заколотил в дверь молотком по медной пластине, торопливо выкрикивая что-то.

– Он прав, – шепнул Иаллам. – Этот Абир-Шалим – та ещё змеюка.

– Не люблю таких.

– А кто любит? – неожиданно развеселился рыжий, но тут дверь наконец отворилась.

На пороге показалось чернокожее существо в таком же мешковатом белом наряде и в маске, как у лекаря. Существу на вид было лет триста, но Фогарта смутно подозревала, что столько не живут даже загадочные пустынные дикари.

Но через секунду все посторонние размышления вылетели у неё из головы.

Посреди комнаты на каменной плите лежал больной. И выглядел он…

…Поначалу Фог показалось, что перед нею ребёнок. Но вскоре она поняла, что это взрослый мужчина, только иссохший страшно. Веки у него словно вообще отсутствовали, а глаза были похожи на две чёрные, сморщенные ягоды аргаста, такие же мелкие, не больше ногтя большого пальца. В верхней части живота кожа лопнула, обнажая желтоватую кость в коричневых волокнах. Даже густой запах благовоний не мог перебить кисловатую вонь, как от дохлой ящерки, перележавшей на солнце.

– Он живой? – тихо спросила Фог.

Иаллам тяжело сглотнул и перевёл вопрос. Лекарь кивнул.

Сделав знак, чтобы все остальные отошли, она приблизилась к больному, призвала морт и сгустила её, как для осмотра, наделяя сгусток мыслью и стремлением. Затем погрузила в сгусток руку – точно перчатку надела – и, инстинктивно задержав дыхание, склонилась над каменным ложем и провела раскрытой ладонью на волосок от кожи больного.

Фог приготовилась искать долго и упорно, однако нашла почти сразу. В правом глазу несчастного пряталось нечто, обёрнутое во многие слои морт, горячее и злое. Оно то проваливалось вглубь черепа, то выныривало на поверхность, словно плоть для него была столь же легко проницаема, сколь и воздух. Прикусив губу, Фогарта медленно, как учил Алаойш, погрузила в это «нечто» частичку своей морт – тоньше, чем волос – и открылась для понимания, впитывая любые намёки на мысль и стремление, вложенные в гибельный «сердечник» болезни.

«Расскажи мне».

И чуждая морт откликнулась.

Фог испуганно отдёрнула руку, и связь порвалась. Незримое для обычного человека «нечто» завибрировало в глазнице, точно готовясь выстрелить в новую жертву.

– Иаллам, – позвала тихо Фогарта. – Скажи, ты мне веришь? В мою силу и умение?

Рыжий шагнул ближе, хотя видно было, что ему не по себе.

– Не то чтоб верю, но выбора нет. А что?

– У меня есть просьба. Необычная.

Он сглотнул. Фогарта на секунду увидела себя со стороны – полусеверянку-полуишмиратку с раскосыми светлыми глазами и недостаточно бледной для красавицы кожей; пальцы нервно теребят край блёкло-серой накидки, из-под которой выглядывает ярко-бирюзовый лоскут нижнего одеяния и…

– Говори, киморт.

– Одолжи мне своё тело. На одну ночь.

К чести Иаллама, он не отшатнулся, не выругался, не закричал сразу «Ни за что!», а просто рассмеялся и скрестил руки на груди:

– Ты же ведь не о ночи любви просишь.