– Да сажали сразу после войны, – махнул рукой Богдан. – Пятнадцать лет отбарабанил в Воркутлаге. Отличный осведомитель, чувствуется немецкая школа агентурной работы.
– И кого же он сейчас сдает? – с улыбкой спросил его Соколов и развел руками: – Партизан и подпольщиков сейчас нема.
– А, по мелочи: самогонщиков, воришек всяких, спекулянтов и скупщиков краденого. Вот недавно с его помощью поймали квартирных воров из Львова.
– Продался немцам за тридцать сребреников, а привычку так и не бросил, – усмехнулся Соколов. – Страшный человек.
– О-о-о, а я ему плачу тридцать рублей за сотрудничество с милицией! – сделал удивленные глаза Смаглюк. – Какое совпадение!
– Ничего не изменилось со времен Христа и Иуды. И много у вас таких бандеровцев?
– Если не каждый первый, то второй точно. Ненавидят тут советскую власть. А за тридцать сребреников… рублей… готовы продать мать родную.
– Богдан, а сам-то ты откуда?
– Из Ростова-на-Дону. Там в институте и познакомился со своей будущей женой. А теща моя форменная бандеровка, да и тесть из того же теста. Теща трезвая ничего, а как зальет горилки в свою луженую глотку, кричит благим матом: «Москаля на ножи!» Это она меня «москалем» кличет, а я ведь тоже украинец, мои родители с Донбасса… Разные мы, а вроде бы одна нация.
– Тяжело тебе тут! – прыснул со смеху Соколов. – Теща тебя когда-то обязательно посадит на нож!
– Ничего, прорвемся, – бодро махнул рукой местный сыщик и спросил: – Сколько у тебя с собой фотографий этого неизвестного?
– Пятьдесят штук.
– Дай текстовку к фотографии. Скомандую, чтобы размножили, а мы тем временем организуем контрольную встречу с моим агентом. Хоть увидишь вживую настоящего бандеровца.
– Успел я увидеть украинских националистов в Якутии. После войны ссылали их к нам.
– Тюрьма без решеток? – рассмеялся Богдан. – Ну ничего, еще раз увидишь – мой агент уникальный экспонат.
Соколов, присев за стол, стал составлять текст ориентировки:
Когда он закончил писать текст, Богдан вызвал в кабинет молодую девушку.
– Составь из этого текста и снимков фотоориентировки в количестве пятидесяти экземпляров и расклей в многолюдных местах города, – приказал он ей и кивнул Соколову: – Сергей, познакомься, младший инспектор уголовного розыска Ковальчук Ганна.
Когда Соколов увидел девушку, сердце у него затрепетало от волнения: перед ним стояла симпатичная девушка с длинной светлой косой, заплетенной вокруг головы, одетая в деловой костюм.
«Хорошенькая, – думал сыщик, во весь рот улыбаясь девушке. – Улыбнулась в ответ… Смутилась и покраснела… Эх, познакомиться бы с ней!»
Объяснив Ганне, как лучше составить ориентировку, Соколов с Богданом выехали к агенту последнего.
По пути Соколов как бы ненароком поинтересовался:
– Ганна давно работает?
– Только начинает. После средней школы милиции.
– Красивая, – мечтательно произнес сыщик. – Наверное, уже замужем, такие в девках не задерживаются.
– Нет, она не замужем, – обрадовал его Богдан. – Ей всего-то будет двадцать, все впереди.
По дороге к агенту местный оперативник предупредил Соколова:
– Сергей, скажешь, что приехал с проверкой из Киева, мол, организуешь контрольную встречу с негласными сотрудниками на предмет выдачи им денежного вознаграждения. А то тут некоторые только на бумаге выдавали агентам деньги, а все присваивали себе. Во Львове арестовали нескольких оперов за такие махинации.
– Федорчук рьяно взялся за милицию, – усмехнулся Соколов. – Как бы не выплеснул ребенка вместе с водой. И у нас идут такие проверки, есть случаи, когда пострадали самые рабочие опера.
– У нас всегда так, из одной крайности бросаемся в другую, – вздохнул Смаглюк и предостерег сыщика: – Ты про фашистское прошлое агента не спрашивай, а то обидится и вообще не будет с нами разговаривать.
Сыщики незаметно подошли к частному дому наподобие мазанки. Зайдя во двор, Богдан постучал в открытое окно и негромко крикнул:
– Опанас, выходи, это я, Богдан.