Эхо прошедшего

Церемониальным маршем папу поднесли к возвышению, рабы, то есть прислужники, преклонили колена, он сошел с носилок и опустился на трон. Только тогда кардиналы и остальной народ осмелились снова занять свои места, а слуги с опахалами встали позади трона и продолжали махать своими страусовыми перьями над головой папы. Началась длинная церемония, папа долго что-то вещал по-латыни, потом вышел еще один священник в черном, стал перед троном на одно колено и низко склонил неприкрытую голову. Папа привстал, сказал еще что-то невразумительное, благословил коленопреклоненного, подняв сухонькое личико к небу, взял поданный ему слугой длинный блестящий меч и три раза легонько ударил плашмя по спине будущего кардинала. Мне тут же вспомнилось посвящение в рыцари при дворе короля Артура. Появился еще один слуга и набросил на нового кардинала лилово-красную мантию. Тот склонился еще ниже и поцеловал папе ногу, вернее, тот огромный сапфир, который красовался на самом кончике папской туфли, на загнутом по-турецки носке. Только после этого новый кардинал встал с колен и сел на приготовленное кресло. На этом церемония посвящения в кардиналы и закончилась. Папа еще коротко помолился, сложив руки ладонями к себе и зажмурив глаза, потом все пришло в движение: кардиналы один за другим преклоняли колено, целовали туфлю и выходили из зала. Перед троном образовалась длинная цепь верующих, стремящихся в свою очередь облобызать драгоценный камень на туфле, которую папа для удобства выставил немного вперед, и получить его благословение. Тетя Толя как католичка тоже встала в очередь, а я будучи православной, то есть еретичкой, к счастью, была избавлена от этого обряда и стояла в стороне, размышляя о виденном и о том, что все это, однако, происходит в нашем XX веке…

Мы с Тином очень любили приходить на площадь святого Петра — она ограничена кругом колоннад, которые как два крыла охватывают ее с двух сторон. Точно посередине площади стоит высокий обелиск, вывезенный из Египта, а по бокам его два великолепных фонтана мощно и высоко извергают к небу ледяную прозрачную воду, всю в белой пене и брызгах. В летнюю жару большие плиты площади были раскалены чуть не добела разящими лучами «соле дель лионе» — львиным солнцем Рима. Стараясь не дышать, мы чуть ли не рысью устремлялись к фонтанам. Свеж и прохладен был воздух, напоенный мельчайшей водяной пылью, оседая сединой в волосах. Мы совали руки в ледяную бурлящую воду, брызгались ею и радостно хохотали. Камни вокруг фонтанов позеленели от непрестанно брызжущей воды, в щелях между ними рос даже низенький бархатистый мох. В полуденный зной на огромной площади виднелись только фигуры одиноких туристов, которых сразу можно было узнать по невероятному количеству фотоаппаратов, гирляндами свисавших с их плеч. Вот долговязый англичанин в клетчатом пиджаке и с тропическим шлемом на голове, смотря в открытый «Бедекер», делает несколько неверных шагов в сторону, спотыкается, внимательно глядя то в «Бедекер», то в землю. Вот он ставит аккуратно рядышком ноги и с торжествующим видом, вытянув шею, как кулик на болоте, долго смотрит по сторонам. Дело в том, что посередине площади, слегка влево от обелиска есть отмеченная плита. Если встать на нее и посмотреть на колоннады, опоясывающие площадь, то кажется, что в ряд стоят не четыре колонны, как это было на самом деле, а всего одна, остальные скрывались за нею.

Мы много раз входили по широким ступенькам в храм святого Петра, размеры которого поражают воображение: площадь пола настолько велика и пустынна, что напоминает самую площадь, окруженную почему-то стенами, уходящими в непостижимую высь. Нам говорили, что внутри храма могла бы свободно поместиться кремлевская колокольня Ивана Великого и еще много осталось бы места под сводом купола. Страшно идти напрямик через пустое пространство пола, непонятная робость одолевает человека, остро чувствующего свое ничтожество перед лицом молчаливых, замерших в своем отчуждении грандиозных стен. Ближе к алтарю тягостное ощущение пустого пространства несколько разбивает скульптурная композиция, изображающая коленопреклоненного папу перед алтарем.

Однажды мы все — Нина, Саввка, Тин и я — под предводительством мамы решили подняться к куполу, где был выход наружу. Оттуда был виден весь «вечный город» — так говорила мама, которая, конечно, там была раньше с папой.