Эхо сокрытой туманности

0.

– Ну, я побежала?

– Возьми вот этот пакет, твой не годится.

– Почему? – она, сжав губки, посмотрела из-под опущенных бровей. – Я его сама покупала…

Родион понял свою бестактность, но её детский пакетик был настолько тонким, что его поручение, будь оно выполненным, на деле обернулось бы горючими слезами.

– А ты возьми в руки оба. В свой, такой необычно яркий, положишь коробочку, а маску с ластами сложишь сюда. Правильно ведь?

Она ничего не сказала, только открыто улыбнулась и, схватив второй пакет, метнулась к двери. Родион что-то хотел ещё сказать, но автоматический замок щёлкнул раньше, чем он раскрыл рот. Непонятно почему, но он чувствовал себя неловко перед её родителями. Весёлое же перетопывание по лестнице говорило совсем о другом, девочка была рада, что её озадачили как взрослую. Он выглянул в окно. Вон она – сверкает своим пакетиком! Даже отсюда видно, что ей солнце светит куда ярче, чем всем проходящим мимо.

У тех послеутренние заботы, тяжесть лет, роста и веса; помятые дяди и вкривь и вкось намазанные тёти. А здесь… Здесь царство истинной жизни. Да ещё полдня без уроков!

Устав тянуть в окно шею, Родион прикрыл раму. Прекрасный день,

а что-то всё-таки не то. Скорее всего, просто и он становится таким же помятым дядей, излишне умудрённым, а потому никогда не довольным.

Он не мог рассмотреть её встречных, но трудно ли представить? …Вот сам Родион среди всех также идёт навстречу. Большой, сильный, а поэтому гениально умный, непогрешимый и справедливый… Бр-р! Он взял сигарету,

но так и не прикурил. Нет, как бы там ни было, а надо цепляться за собственное детство, причём цепляться сознательно и даже отчаянно. …За его лучшую часть.

А она перескакивала с асфальта на газонный бордюр, останавливалась там, где было интересно, иногда бежала вприпрыжку, теряя какой-нибудь пакет, возвращалась и снова бежала. Хорошо знакомая синяя дверь всё равно приближалась, вон она – уже через дорогу. Блестящий пакетик просеменил

к переходу и резко метнулся вперёд, как только на той стороне зажёгся зелёный человечек. Дальше…

Резкий короткий свист и глухой стук. Дремавшее до этого стекло фары кинулось наперерез… Ойкнул и замолчал школьный звонок, и… тишина. Тишина и совсем темно… Что-то блеснуло, и пролетел пузырёк… Темно.

Или почти темно.

1.

Лаборатория стояла в очень неудобном месте: на самом болоте. Раньше эту жижу присыпали, воду кое-как отводили, но природа всё же оказалась сильнее. Потом, когда пришла мода на "сухое выпаривание" непригодных почв, здесь и построили эту лабораторию. Обычный дренаж, видите ли, нарушал все экологические балансы. Теперь не нарушает: мода прошла. Кому надо было погреть на этом руки, погрели (да ещё как!), и ушли. Остался лишь Гунде Якс. Один, уцепившись за тоненькую струйку финансирования. Он считал себя учёным, и он был им, но окружающие, включая нанимаемых рабочих, считали его теперешним хозяином этой полузаброшенной лаборатории, обшарпанной и неинтересной, удалённой как от морского прибоя, так и от шоссе, и в целых сорока минутах езды от комфортного Мальмё.

Сейчас Гунде привёз с собой только двух рабочих, неопределённого возраста и непонятной расы, вряд ли знавших более десяти слов по-шведски и двух десятков на английском или немецком.

Повозившись с ненадёжным замком, Якс открыл необъятные проволочные ворота и жестом позвал приехавших. Те стояли почтительно и на расстоянии, но фасад оглядывали не без иронии. Заметив приглашающий знак, они поспешно направились за хозяином. Как же им всё объяснить? Гунде решил не разжимать понапрасну рта, а выразительной мимикой и движением рук вершил свою педагогику. Ну, кажется, поняли. Одному – пульт, управление

не сложное. Другому – разводить и засыпать концентраты.

– О'Кей? – Учёный вопросительно посмотрел на рабочих, собираясь уйти к приёмному модулю.

– Русский знаешь? – неожиданно спросил тот, что поменьше.

Якс понял вопрос, хотя в широкий круг его эрудиции русский язык практически не попал. Но у этих южан явно с таким языком общих корней быть просто не могло. Возможно, этот маленький там учился. Только вот, что доучился, то вряд ли. Не похоже. Бросив бесстрастный взгляд на рабочего, Гунде удалился: было пора за дело.

Как и большинство предыдущих, эти испытания почв были неинтересными. Якс вяло поглядывал на результаты анализов, мысленно выдёргивая из них самое главное, и больше раздумывал о личных проблемах. Финансируемые исследования должны опираться на конкретные факты, какими же они будут, учёный Якс знал заранее. Его интересовали лишь некоторые детали, но до них ещё очень не скоро. А вот когда дойдёт до них… Да ещё если кое-что подтвердится!.. Уж личных-то проблем тогда станет меньше.

Рабочий день подходил к концу. Гунде вертел в руке чашечку. Вот чуть-чуть гущи после допитого кофе, по сути, это теперь уже будущая крупинка окрестной почвы, а аромат южного зёрнышка пока ещё сохранился… Ноздри Якса шевельнулись, затем ещё. Он в недоумении заморгал: где-то дым. Повертев головой, он встал, собираясь обойти вокруг приёмный модуль…