Читаем Эхо тайги полностью

– Симеон сказал, чтоб мы тут ночевали…

– Садись. – Голос Ванюшки звучал требовательно. Когда Яким сел, и лошадь вынесла ходок на дорогу, Ванюшка повернулся к Якиму. – Решил я жениться – и баста. Немедля женюсь. Получу надел и половину хозяйства, Семшенька, отдай мне. Лошаденок, коровенок отдай. Половину избы отдай или выкуп. Половину урожая отдай или выкуп. Это я все разом продам – и в город. Живи – не хочу. А женой моей станет… Знаешь, куда мы едем? К невесте тебя везу. На хутор. Пойдешь и посваташь ее за меня.

– Ты, Ваня, скажи мне, как зовут ее?

– Я почем знаю. Только раз и видал. И боле все со спины. Но полюбил, прямо сказать не могу. Закрою глаза и вижу, как стоит она над рекой.

– Похоже, Ваня, что это блажь у тебя.

– Кака тебе блажь, когда сон потерял. Поедем – и баста. И торопи, штоб свадьба была скорей. Я не терплю, ежели мешкают зря.

– Так как же, Ваня, сватать, если ты даже не знаешь как невесту зовут. А если на хуторе – две-три сестры?

Ванюшка быстро нашелся:

– Сватай ту, што стирала на речке. Увидел, мол, Ваньша – князь княгинюшку на берегу и покой потерял. Так и скажи. А Ивана Рогачева все знают.

Остальную дорогу до хутора Ванюшка молчал и гнал лошадь машистой рысью. Нетерпение все возрастало. Начинало казаться, едут они не свататься, а на свадьбу. Еще несколько верст, и он сожмет в объятиях девушку с белокурой косой, и она, покорная, часто-часто заморгает ресницами и скажет: я, Ваня, давно тебя жду. Возьми меня, Ваня.

И наступит блаженство, какого Ванюшка еще не испытывал. Лошадь снова сбавила рысь.

– Но-о, проклятущая.

Колеса ходка стучали по гатям. Мелькали березы, поля овсов и пшеницы. Голубела сквозь тальники река Выдриха. А за Выдрихой – горы.

– Но-о… Но-о-о…

Оставив лошадь в кустах перед хутором, Ванюшка напутствовал Якима:

– Ты не|долго смотри. Свадьбу сразу же обговаривай. Пусть девка выйдет ко мне.

Ванюшка уж совсем истомился, когда из дома вышел Яким.

– У тебя, Ваня, хороший вкус. Девушка прелесть: и лицо, и фигура, и голос. Зовут ее Линда… Линдочка…

– Почему с собой не привел?

Яким развел руками.

– Понимаешь ты, в лицо рассмеялась.

– Отказала? Мне? Да мне еще ни одна девка ни в чем не отказывала. Разве вот Ксюха. Так Ксюха совсем особая стать. Погодь, я сам к ней схожу.

Вернулся совершенно обескураженный. Он никогда не видел, чтоб девка перечила мужику. Только скажешь «испить бы», сразу девка бросит любую работу, и притащит в ковше воды или квасу. Ксюша, правда, перечила. Но это Ксюша… Вспомнив ее, Ванюшка тяжело вздохнул и еще больше рассердился на Линду. Трясина обиды засасывала его все глубже. Привычно жалея себя, он подбирал всё новые факты в подтверждение черной неблагодарности Ксюши и Линды. Чем больше их набиралось, тем острей становилась жалость к себе и сильнее злость на подлянок.

Он, конечно, знал: прежде чем засылать сватов, обычно выведывают о том, каков будет прием. Но обиженный Ванюшка видел только одно: отказали.

С отказом Линды рушился план раздела хозяйства, получения денег. Становилась невозможной жизнь в городе. А став недоступным, город казался теперь особенно притягательным. Просто необходимым. Ванюшка почувствовал, что в деревне он больше не может жить. Он должен немедленно переехать в город и отомстить этой гордячке Линде.

Тянулись версты. Ванюшка все больше мрачнел. «Душу мою оплевала, мечту мою оплевала. Обожди, подлянка, отомщу… Назло ей женюсь на какой-нибудь. Вот только деревенскую рожу в город везти неохота…» Но тут Ванюшка подумал, что везти деревенскую бабу в город вовсе не обязательно. Пусть живет себе в Рогачеве. Сажает картошку. Ребятишек растит.

Многое еще Ванюшка раскидывал мозгами, и все получалось одно к одному: надо скорее жениться. Подъезжая к дому, он уже улыбался и, обняв Якима, хохотнул ему в ухо.

– Назло всем немедля женюсь. На Фаддеевой Дуньке, к примеру.

5

Бойцы отряда Вавилы спали спокойно. В соседних селах есть свои люди. Если что – сообщат. Вокруг Рогачева и днем, и ночью стояли караулы. Ночные каждый вечер разводил сам Вавила.

Но бывало и так. Стоило скрыться Вавиле, как караульные отправлялись кто досыпать, кто к стогу сена помиловаться с солдаткой. Через два часа, когда Вавила или Жура придут сменить караулы, все будут на месте. Потому что Вавила строг, и если не застанет на посту караульного -сразу на суд отряда.

Очередной развод караулов Вавила закончил незадолго до вторых петухов, когда светлая полоска на небе подбиралась к юго-востоку. Только заснул, как Лушка резко тряхнула его.

– Беляки наступают!

– Какой караульный донес?

Пока Вавила надевал сапоги и застегивал ремень с кобурой, Лушка успела рассказать, что караульного она не видела, а прибежала соседская девка, сказала: в поскотину, по большой дороге «ввалились солдаты, все с ружьями».

Вавилу удивило, что караульный не поднял тревогу – он стоит у самых ворот.

– Зови сюда девку.

– Я ее послала на нижний край собирать наших, а сама бегу в верхний край.

– Зачем девка ночью в поскотине оказалась?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза