Эхо теней и другие мистические истории

Задержал дыхание, так, что шарик из беленького стал синеньким — и, прежде чем-таки раскрыть сомкнутые в неровные волны линии слишком уж тонкого, то и дело дрожащего рта, схватился коротенькими кружочками-лапами за вот тот самый торчащий трубой хвост подруги.

… Та всё-таки дёрнула ушком.

Синий шарик издал довольное: «Мяу».

С визгом и воем, густыми и шумными чёрно-белыми листами-волнами всё уменьшающиеся, всё светлеющий шарик и очень удивлённая кошечка в чёрном платьице проносились меж зелёных, сизых, пурпурных, то и дело сменяющимися отдельными кадрами то деревьев, то разных веток — и всё-таки ровных стен.

Сколько они так летели?

На экране не было таймера. Только спидометр, и стрелка на нём зашкаливала на ярко-красном.

Дальше шум.

И новое густое фигурное облако на земле. Облако всё в штрихах, спиральках и рваных линиях. Ещё иногда — выскальзывающими оттуда передними белыми лапками. Виновато-поджатыми ушками. Подолом чёрной юбки. То один, то другой хвост трубой.

***

Облачко расходится слоёными деталями тортика: верхний овал вправо. Центральный прямоугольник — влево. Нижний полукруг — оттягивается вперёд.

Светлое, с тёмной штриховкой, оно растягивается и медленно растворяется.

Оба котика сидят, обнимаются на подмятых, изломленных стеблях травы.

Быстро вспрыгивают — и видно в профиль, как они прижались друг к дружке. У маленького — глаза-звёздочки. У невысокой — зрачки-бублики.

Камера поднимается снизу вверх. Сначала — торчащие из земли неровные, фигурные, в спиралях и дугах, искривлённые, впивающиеся когтями в землю корни.

От корней тянется весь в рваных линиях, по дуге то в одну, то в другую сторону, такой же неровный, волнистый, как и его основание ствол. Что правда, ствол этот неодномерный. Центральная его часть — это колонна-арка мощной, выпирающей в кадр, чуть приоткрытой тяжёлой входной двери.

Сразу над дверью тянутся овалы окон. Их рамы похожи на баранки старых автомобилей, а стёкла — просто в яркой жёлтой заливке. Без занавесок каких-нибудь, без теней.

Что выше этих окон — то и вовсе не разобрать. Просто уходящая в тёмную высь, всё сгущающаяся болотная зелень дерева-хижины. А её ветви уходят лианами-лапами в кроны соседних деревьев.

Невысокая кошечка расправляет футболку, юбку — и вся одежда становится вполне аккуратным платьицем. Пятится на высунутых когтях задних лап.

Улыбка маленького кота растягивается за контуры его мордашки, а сам зверь подходит вот к той самой двери. Аккуратно стучит.

Темнота на переднем плане.

За спинами путников — угловатые, изломленные черты леса, редкий солнечный свет.

Перед путниками — две тени, сливающиеся в одну.

Кадр приближается, камера — на обе фигуры явившихся. Особенно на вставшую дыбом шёрсткой на хохолке странницы.

***

Оба зверька отступили от порога хижины.

Из неё к ним высунулась длинная дуга, похожая на рыбиный торс.

Следом за вот этим вот «торсом» прорисовался маленький круг головы и высокой плоской вытянутой треугольной шляпы.

Не торс, а нос. Кончик носа ткнулся в маленького кота. И его аккуратно, ненавязчиво отодвинул.

Белая кошка вся вздыбилась. Обнажила когти, клыки.

Встала на все четыре лапы, вскинула хвост трубой. Опасно зашипела на опускающийся к ней длинный, размашистый крюк.

Крюк этот оказался ладонью с растопыренными шпилями-пальцами. А запястье — тонкая нитка, между ним и линией проступающей, тянущейся к кошке руки.

Белый маленький кот терпеливо стоит в сторонке.

Наблюдает за горбатой, холмообразной черепаховидной ведьмой, а эта ведьма — очевидно, хозяйка хижины, аккуратно цепляет его спутницу за шкирку. Поднимает высоко над землёй, на уровень собственных, маленьких птичьих глаз. Пристально осматривает кошку в чёрном платьице. Аккуратно хлестнула ладонью по подолу юбки — и зверёк вскрутился маленьким чёрным, с белыми штрихами, смерчем.

И также резко остановился благодаря новой хватке, за всё то же платье.

Ведьма кивнула маленькому коту. Тот кивнул ей.

Держа в обеих ладонях невысокую кошку, хозяйка хижины попятилась спиной к двери.

Носом-рыбьим торсом захлопнула за собой дверь.

***

Свет приглушённый. Цепляет разные покосившиеся полочки, а на них — всякие банки-склянки.

Но это фон.

Первый план — вытянутый оранжевый, штрихованный овал деревянного стола. За столом, сложив лапки на его край, сидит кошечка в чёрном платье. Не дрожит. Только шёрстка на хохолке всё ещё дыбится.

И глаза уже не бублики, а крохотные чёрные пуговицы.

И рот приоткрыт в небольшой, оттянутой вниз на всё отведенное ему пространство на фигурной мордашке дуге.

На стене — отчётливая тень высокой, с перегородками табуретки. И профиля кошки, с чуть приподнятой головой.

Над тенью кошки — две вытянутых ветви с раскинутыми шипами-шпилями. И острые когтистые контуры тянутся к чёрному, вздрагивающему полукругу.

Шум ветра. Жёлто-красные мазки, как если б задулась свеча.

***

Белый кот лежит на подмятой травке. Одна задняя лапа закинута на вторую, согнутую в колене. Ею болтает, виляет свободно пухнастым хвостом. Головой то и дело мотает, смотрит на плывущие над кронами кудрявые, пышные облака.