Эхо теней и другие мистические истории

В фокусе — сидящая на табуретке женщина в свободном сарафане. Одной рукой держится за большой живот. Второй держит кисть.

Она сидит перед мольбертом, а на нём — холст с первыми штрихами картины. Пока что там только отдельные мазки, линии и разводы.

Волосы забраны в аккуратный пучок, перехвачены шпильками.

Видно профиль художницы. Чуть наморщенный лоб, слегка крючковатый нос. Губы её плотно сжатые. Из-за качества съёмки сложно уловить более внятные черты лица.

В колготах.

В ногах женщины расставлены банки разных красок.

Она нагибается к жёлтой.

— Я снимаю.

Рука женщины замирает, а хвостик кисти — едва-едва достиг края сосуда.

Тут же художница вскакивает, оступается. Не удержав равновесия, падает на мольберт, спотыкается, цепляет носком банку с синей краской.

Запись прерывается.

Опять помехи.

В фокусе — лежащая на полу среди разноцветных мутных разводов женщина. Колготы в дырах под коленными чашечками, у голеней. Слегка стянуты, оголяя поясницу, верхнюю часть бёдер.

Подол платья разодран.

Она лежит на руках, ничком, щекой к паркету и часто дышит.

Мольберт, холст, кисть валяются чуть поодаль и как бы вокруг неё.

Запись прерывается.

Снова помехи.

Опять слышно гудение. По краям кадра красные уголки, кружочек с надписью «REC» в верхнем левом углу.

В объективе — спокойно идущая к постели в изодранной одежде, с размётанными спутанными волосами женщина.

Она опускается на край постели. Подбирает к себе колени. Стягивает с себя то, что осталось от колгот. Обнажает измазанную в синей и жёлтой краске нижнюю часть ног, ступней. Под краской у лодыжек угадываются тёмные, пепельные следы пригоревшей кожи. Там же — рубцы от ремней.

Сняв колготы, она возится с платьем. Отводит за спину руки, наклоняется вся вперёд.

Скомканные волосы мочалкой падают на лицо, закрывают её завесой.

Слышна возня с пуговицами, застёжками.

Плечи её дрожат, сидит прямая по струнке, ноги согнутые в коленях. Точная, выверенная поза. Разведены широко, обнажая и пухлый живот и всё, что ниже.

Запись прерывается.

В кадре — спокойно сидящая на краю постели обнажённая женщина.

В её ногах — клочки платья, колгот.

Повсюду — разводы зелёного, жёлтого, синего, красного. В кадр попадают края банок красок, угол перевёрнутого мольберта. Рваные листья холста.

Ноги сидящей широко, открыто разведены.

Ступни, голени — по колено в зелёной и жёлтой краске.

Грудь прибавила в размере, округлилась. Мерно, спокойно вздымается, опускается.

Видны чуть-чуть напряжённые, заострённые соски.

Скомканные волосы отброшены за спину, открывая высокое, вытянутое лицо.

Нос искривлённый. Кровит на поджатую верхнюю губу.

Под открытыми глазами — густые чёрные тени.

Веки не дёргаются.

Подбородок немного оттянут вправо.

Руки сложены у поясницы, пальцы ладоней держатся за край матраса.

Она сидит спокойно и ровно. Нечасто дышит, почти не моргает.

Губы изогнутые в улыбке.

— Извини, — сводит плечи, поднимает взгляд над объективом. Чуть-чуть смеётся. — Я была совсем не готова.

— Ничего, ничего, — добрый мужской голос за кадром. — Ты была занята, я видел. Я же не помешал?

Она опять сводит, разводит плечи. Опускает глаза. Не меняет позу. Опять смеётся.

— Да нет, да нет, — головой мотает. — Что ты, совсем не занята. Уже собиралась заканчивать… — здесь она всё-таки теряется и краснеет. Закрывает лицо руками.

Вжала голову в плечи.

Но ноги держит открытыми. По часто разбухающему и сокращаюмуся животу видно, как часто, неслышно дышит.

Так сидит какое-то время.

— Ничего, ничего, — спокойно, успокаивающе за камерой. — Может, водички дать?

Та вся сжимается, головой мотает. Лицо всё ещё закрыто ладонями. Пальцы стоп сжимаются, разжимаются.

Слышно новый глубокий вдох.

Убирает руки от головы. Ею же встряхивает. Чуть-чуть моргает. То опускает взгляд в пол, то обратно смотрит в центр кадра.

Глаза открытые, ясные и глубокие. Уже не блестят.

— Я хорошо смотрюсь? — улыбается нервно, спрашивает, глядя чуть выше камеры.

— Да-да, не беспокойся. Ты прекрасно выглядишь.

Та опять смеётся. На щеках проступает румянец. Но не закрывается.

Женщина откатывает руки за спину, поднимает плечи. Держится так, чтоб было хорошо видно и укусы на шее, ключицах. И колышущиеся крупные груди. И живот, живот особенно. Чистый, мытый и светлый. Сам по себе дрожащий.

Так держится какое-то время, привстаёт на упирающихся в матрас ладонях, вытянутых локтях. Открывается.

Новые рубцы на бритом лобке. Приоткрытые, оттянутые края внешних губ. Друг на друге лежат неровно, будто смятые и задёрганные.

Только потом опускается на край кровати, садится в исходное положение.

Фоном слышно спокойное мужское дыхание, очень близко, сзади, за объективом.

Мешающаяся тёмная прядь волос падает на лицо женщины. Она её убирает. Чуть вздрагивает, задевая синяк на левой скуле. Левым же глазом моргает.

Делает глубокий-глубокий вдох — и подаётся вперёд, нагибается к объективу. Пристально смотрит в кадр. Не теряет улыбки.