Эхо теней и другие мистические истории

Кадр на лицо, особенно — на прикрытые веки, вальяжную улыбку зелёной.

— Я Нэнси, милашка, — та приглашает гостью, касаясь её платья кончиком аккуратно вьющегося хвоста.

Маленький Кот также хранит молчание. Зато его глаза оборачиваются двумя круглыми исходящими слюнями пастями, направленными на формы той, кто вышла их встретить.

Нэнси по этому поводу хмыкает, прикусывает губу. Игриво отвешивает щелбан Маленькому Коту. Сгребает Белую Кошку в объятья, молча уводит в дымную густоту квартиры. Всё ещё виляет хвостом.

Маленький Кот проморгался.

Едва не спотыкается — и влетает через порог за подругами.

***

Серый кот отрывается от трубки, лениво машет лапой гостям. Маленькому Коту особенно.

— Хэй, Дрю!

Жёлтый, всё ещё сидящий на деки пианино, встряхивает головой, трясёт хаером так, что с него едва не спадают розовые очки.

— Пха-а-а! — он же спрыгивает на пол. Хвост трубой, шерсть дыбом. Принюхивается к стесняющейся и прячущей лицо гостье в чёрных одеждах.

И лишь Чёрный кот сохраняет спокойствие и молчание, а глаза его — чёрные стёкла, на дне которых густые слёзы, в которых вся правда. Правда о тоске жизни.

Нэнси отталкивает настырного Жёлтого лапкой, закрывает новую, так пока и не представившуюся ей смущающуюся подругу своим пушистым, раскидистым, густо-болотным хвостом. Становится так, что для полноты кадра ей бы только мундштук, а в нём — дымящийся вишнёвый «Марвел».

— Мы — на кухню, — говорит она и твёрдо кивает, держа улыбку, окидывая спокойным и ровным взглядом всех присутствующих.

Тут же уводит гостью с собой. Останавливается у правого края кадра. Всё-таки опять оборачивается. Конечно же, подчёркнуто-медленно.

— А вы, — как будто указывает, — развлекайтесь. Мальчики, — тыкается фигурным заострённым носом в щёку растерянной Белой Кошки.

***

Основной ракурс на Маленького Кота, который падает у всё тех же часов, рядом с курящим Серым.

На фоне опять мелодия, на этот раз — медленная, тоскливая. Опять же, клавиши, как если бы Жёлтый кот опять вернулся за пианино.

Маленький, которого Серый окликнул «Дрю», тяжко вздыхает. Вытягивает задние лапы.

Его товарищ понимающе смотрит то на потускневшего друга, то куда-то в сторону сильно за кадр.

— Красивая, — кивает, хвалит Серій спустя затяжку. — Где пропадал, брат? С ней?

А у Дрю не глаза, а крупные налитые глазницы-слезинки.

— Уезжаю я, Джонни, — поджав губы, всё-таки выдавливает он из себя. — Дай задымить.

— Отборные, осторожней, — хвалит Джонни набивку трубки, протягивает товарищу. — Куда уезжаешь? — спрашивает без тени волнения, разве что с нотками меланхолии.

Маленький затянулся да так, что из белого стал густо-салатовым, аж поднялся над полом на уровень чуть выше колышущегося маятника — и медленно поплыл по стеклянной дверце, а потом так и слёг, прикорнув частью на пол, частью — на колено кота-приятеля.

— Hellaway trip to gloom Fatherhoodville, — не то промурлыкал, не то протянул, — ‘tis now my last free hour…

Джонни откашливается, легко толкает Маленького в плечо.

— Даже из трагедии ты складываешь поэму. Нам будет тебя не хватать. Гитару?

А тот и лежит уже так, и передними лапами перебирает, как будто водит по струнам. Тоскливо закрыл глаза.

— Блюз, брат, — басит Чёрный, подсаживаясь к паре на край дивана, — он в семье расцветает.

И вздыхает так, втягивает неровные линии воздуха вздыбившимся густым носом — потом выдыхает, а на стёклах очков блестят как будто флешбеки. Кладбищенские ряды, только вместо надгробий — загнанные в землю золотистые обручальные кольца, много битой посуды вместо стылой земли, рваные клочья свадебных платьев, замещающие листву на сухих ветвях и орущий младенец вместо ворона на кроне покосившейся ивы.

— Фрэнки-Фрэнки, — серый Джонни хлопает его по большому колену. — Ты посмотри на нашего Джуниора. Ему сейчас не до блюза. Дай трубку, — толкает Дрю под бок, а тот только по воздуху лапками бренькает.

— Творец без музыки, — Жёлтый падает на брюхо перед сидящими у часов, подпирает морду, держа вес упором на локти, — как кот без собаки, — кивает и головой и хвостом, не упуская лишней возможности встряхнуть хаером. — Вроде житуха спокойная, а в окошко-то нет-нет, а хочется…

— Так ты без собаки, Сэмми, — Серый Джонни с него смеётся, легко толкает кончиком хвоста под подбородок. — И что же, плохо тебе?

А у того аж розовые очки багрянцем полнятся, а в стёклах Нэнси в новом образе: лютая фурия.

— Да не гони так, — Серый языком цокает. Затягивается, опять маленькие, большие кольца пускает. — Где ещё такую альтистку найдём?

У Дрю, между тем, сама собой нарисовалась гитара. Которая, к слову, всё же продолжает путаться в верёвках-лапках.

— Сыграем? — Джонни ехидно склабится. — А, Джуниор? — подбивает его плечо, помогает сесть ровно.

А тот растянулся-опал, инструмент уронил на колени.

— Давай, брат, — Жёлтый Сэмми хвостом глаза-слезинки с него смахивает. — Вот эту твою балладу. Ты первый, а мы подхватим.

— Блюз, — авторитетно замечает Чёрный басистый Фрэнки, — он только душа в душу. Из самого сердца братства.