Эхо теней и другие мистические истории

Общались с ним, с алкодемоном Шурой — тот сетовал, что в подъезде одна студота, и те либо торчки, либо трезвенники, бухло считают пошлятиной с ароматом семьи, а Захарыча на четвёртом и Миху с девятого он уже так извёл, что не пьют они, а только опохмеляются. Новую кровь надо, взять негде. С горя даже пол-литра мне всучить хотел. Посмеялись, конечно, но пить я не стал: не люблю. И Тебе не советую: алкобесы — они такие. Закинешься рюмочкой — и тут же вторую подгонят. А там и счастлива будешь, и ко мне попадёшь, но ни ты, ни я такой встрече рады не будем.

В итоге Лаврентий вспомнил, что одна семейка в этом подъезде-таки есть, переехали. Отец, мать, малая дочь, только недавно квартиру купили. Взрослые нулевых — они ещё хуже, чем девяностых: думают, что лучше своих родителей, а на деле всё тот же мрак, только с гаджетами. Отец — не то, чтобы пьёт, но по бабам ходит, жену изводит, что не работает и готовит херово, вчера даже подрались. Как Шура такого кадра сам пропустил — не знаю, но дело ясное: сперва споить, а потом — того, к нам в конторку: он крепкий вроде и грозный, новый охранник будет. А семья — ну, знаешь, так часто бывает: муж помер по пьяни, мать с ребёнком осталась. Она только первые дни для виду поплачет, потом вспомнит, что тоже чего-то стоит, вытянется-выкарабкается. И дочь на ноги поставит, и сама молодцом будет.

Понаблюдал за семьёй этой, показал Белой (зеркало к окну подвинул, чтоб к телескопу могла подойти). Ей понравилась девочка — тихая, скромная, за уроками, книгами. («— Шлейф тьмы не тянется?», «— Пока только шарфик маленький».)

Другой погани в квартире нет, всё остальное чисто, но папаша мутный. У себя заперся, с кем-то болтает на сайте знакомств, новую цыпу клеит. Хорош мужик: жена ужин готовит, то и дело потирает синяк под глазом, а сам сидит довольный, с милахой чатится.

Где ж ты там, Шура? Совсем что-то не разобрать: тени как тени, свет от настольной лампы, экрана ноутбука, уже совсем луна за окном, а тебя всё нет. Ну влезь ты ему в голову, ну стукни дурью, не первый раз же.

Вижу, чешет затылок, что-то отпал, застыл, в окно глядит — хех, прям в глаза мне пырится, пырится, а не видит, на улицу смотрит — и правильно смотрит, ищет, вспоминает, где тут что из ближайшего.

Знаешь, всегда забавляли такие люди. Они только думают, что пить не станут — а ведь хотят, ломаются. Вообще, пока есть в мире хоть одна душа, желающая чего покрепче, алкобесы могут спать спокойно. Вот и сейчас так: встал он, значит (как звали его? Да мне-то что. Лаврентий назвал «хмырь», я смотрю — с брюшком, типа патлатенький, в футболке «Героям слава!», зад подтянутый, бёдра жирные, весь такой контр-культурный, чашка с лейблом любимой работы — ну правда же хмырь, ещё и говнарь походу), вышел, можно и подождать.

— Не хмырь.

— Что, Белая?

— Просто чувак, — она пожала плечами. — Хмыри другие, сам знаешь.

— Ну ладно.

Вдова села на подоконник, вздохнула.

— Да отвернись ты от зеркала, дай на тебя посмотреть. Закрой глаза, если легче.

— Ты чего-то совсем грустная.

— К реке пойдёшь, — звук, как усмехнулась. Горестно. — И Ротти совсем голодный, ты его уже несколько месяцев не кормил. Скоро выть начнёт.

— К Треблинке схожу, там корма навалом.

— Хватит называть тюрьму таким страшным именем. -— Не вижу её — а знаю, поёжилась, для неё это больно.

— Слушай, правда, что случилось?

— Валил бы ты от Порождённого. И Прохора брось, не о том всё это.

Вот теперь закрываю глаза, вздыхаю.

Белая — я её почему люблю. Много кого видел уже, много же с кем встречался. И с той стороны тянет всегда по-особому. Холодно, муторно, неуютно. С ней такого никогда нет. Даже пока Наташка жила — она что-то чувствовала, ей было плохо, а мне — ну, помнишь ведь, уже отмечал, что ласково так, приятно. Такое только с настоящей душой бывает. Которая родная, своя.

— Ага, ещё вставь в пику ему, что он тайком от жены по бабам ходит. Типа не слышу, что у тебя там в голове происходит.

— Ну, он её бьёт к тому же.

Та рассмеялась (краем зрения всё-таки зацепил зеркало — покачала головой, убрала с лица прядь волос).

— Солнце, давай я промолчу, ладно? Делай, как знаешь, просто, будь осторожен.

Всё, время — вижу уже в окне — идёт Хмырь, довольный, взял себе литрушку, сел на лавочке, пьёт. Ну, пора.

Тебе, наверное, интересно, как я всё это вижу, как оно выглядит. Ну, а как оно может выглядеть?