Эхо теней и другие мистические истории

А теперь и самое время — вздыхаю.

Ты ведь это всё читаешь, правда? Вспомни свои чувства при встрече с начальством. Как тебе в кабинете директора?

А если сама директор — с налоговой как, с госслужбами? Сильно трясут? Подумай об этом.

А я — я пока пойду. Это на другой край города — и чуть дальше, в лесок. Там «офис» стоит. Недостроенный роддом имени всех, кому посчастливилось сразу проскочить жизнь.

===== 4 =====

Горькая ирония, правда?

Та сторона — это чудо, доступное счастливым.

Отсюда — только научишься радоваться простым волшебным вещам, видеть светлое и всю хуйню — и поймёшь, что за светлым действительно следует вся хуйня. А это и алкобесы в алкомаркетах, и бомжи-призраки в старых хрущовках, и сущности в зеркалах, и тени на стенах (сколько раз я уже упоминал их? Не бойся, ещё часто вспоминать буду: их много, и все разные), и мавки в реке, и Порождённый в роддоме. И, поверь, это — только вершина айсберга. Полный список Тебе никто не скажет: его просто нет. И это только та сторона, а ведь мы с Тобой на этой. Думаешь, всё нечестивое только там? Э-нет, я ведь уже рассказывал, что как раз-таки основной градус мрачняка именно с этой стороны берётся. Начиная от шлейфа тьмы, который тянется буквально за каждым, и заканчивая аурами, которая тоже у всех своя. Нет, разумеется, есть ещё много прочего, но для общего понимания тех реалий, в которых мы с Тобой пребываем, пока и этого хватит.

Почему всё именно так? Не знаю. Может, это своего рода проверка: видишь волшебство той стороны, мрак этой — и не теряешь веры в чудо — ну, тогда привет, добро пожаловать, занимайте места.

Вижу, хочешь спросить, что такое счастье, и считаю ли я счастливым себя. А не скажу. Не потому что не хочу, а потому что не знаю. Не к тому обращаешься. По правде, я себя чувствую гостем на этом празднике жизни. Просто левым чуваком, который очень хотел и который смог. Есть ли другие?

В Хмаровске — Прохор, как минимум, остальные — есть несколько ребят, но они к конкретным местам привязаны. На той стороне их смотрителями называют. Дальше нужного нос не суют, сменяют друг друга, если рискнуть решились. Это вторая часть моей работы, но о ней попозже.

По миру?

А вот не известно. Оно как бывает — узнал — делиться не хочется: раскрыть глаза слишком сложно, не поверит никто. А попытаешься — в лучшем случае — как с Наташкой. В худшем — пойдёшь смотрителем. Или как я. Это путь, который проходишь лично.

Ещё одного человека знаю, но уже лет семь как ничего не слышал о нём. Тот самый, который со мной занимался. Помню, что из деревни Глухово, звать Захаром. Приятный такой, лысый старичок. Нос крючком, улыбка широкая, как с театральной маски — счастливый, блаженный. Руки цепкие, речь отрывистая. Он вполне мог бы стать Предвестником. Кого? А мало ли богов, которые спят. Кого-нибудь, да представит.

Говорю загадками? Так и та сторона — сплошная загадка. Это даже не параллельный мир, никаких порталов, иных измерений или чего-то подобного — всё это труха и спец-эффекты для фильмов. Отражение? Не совсем. Не изнанка, не грань, просто более широкая картина общего восприятия.

На самом деле «та сторона»— это моё собственное определение. Подумал о нём именно после встречи с Белой, которая живёт в зеркале. И она же меня шлейф тьмы различать научила. У меня это всё ещё плохо выходит, пока на её зрение и ориентируюсь.

Вообще, Вдова классная и сговорчивая.

Мара — мавка-сердцеедка — сказала вот, мол-де, она мою душу жрёт. Пусть так дальше и думает, мы-то всю правду знаем.

Как это вообще было. Белая действительно попробовала кусочек моей души — знаешь, мортидо свойственно людям, не призракам: у них с ним-то уже и так всё в порядке. Так вот.

От одного маленького кусочка моей души Белая потом полдня бледнее собственного савана ходила, молчала всё. Уж не знаю, что именно там было, но ей не понравилось. А голодать тоже не красиво, да и мне неуютно, что моя девушка ничего не ест.

Предложил ей отведать моей грусти.

И лицо её в тот момент нужно было видеть. Представь, что ты съела нечто настолько божественное, с таким запредельно-непостижимым вкусом, от которого блевать и не выблевать кишки — это ещё суметь надо. Так вот. Теперь тебе предложили вкусить основной ингредиент этого блюда. Вот у Белой была примерно та же реакция.

Радости во мне она не нашла, а других эмоций и вспоминать не хотела.

И — знаешь — ей понравилось. Ей правда понравилась моя грусть. Как заметила, она такая, концентрированная, с привкусом сладкого тлена — и немного кислинки.

Может, по-этому я счастливый: всю тоску и печаль съедает моя любимая. А её у меня, этой грусти, много, сама собой создаётся.

Знаешь, литература не умеет пугать. Ничего не умеет пугать, и я не пытаюсь. Что я хочу этим всем сказать? А ты посмотри на тень — у тебя ведь есть свет, правда? Он всегда есть. А где свет — там и тени.

Посмотри на неё, подумай, что это за фигура. О чём она может думать. Чего желает. Почему так близко или далеко от тебя. Так всё и начинается. Так учили меня.