Эхо теней и другие мистические истории

Ты даже не представляешь. Даже не в силах вообразить силу того бесконечного, беспочвенного, чистого, безыдейного и тупого зла, которой пропитан весь этот постылый город.

Да и пусть, и плевать, если я всего-навсего слепок, гнилушный выкидыш разлагающейся мечты, но, знаете, что? Да-да, я к вам обращаюсь! Ко всем! Ко всем, кто это читает! Ко всем, кто ждёт, когда же я здесь издохну!

Я не святая Мария. Я не стану ждать, когда явится скорбный палач, чтобы принести меня в жертву ради чужой вины.

Я Лиза.

Елизавета. Святая воительница, вот кто я, перед вами! И я бросаю вам вызов, вызов абсурдному злу!

Кристина…

Моя Кристина… Пожалуйста, откройся, доверься мне. Распахни, обнажи свою душу так же, как я это сделала для тебя.

Когда мы сидели в кафе, ты смотрела не на меня. Ты сидела ровно передо мной, но меня там не видела. Твоё лицо исказилось, ты напряглась так, будто увидела что-то… Нет, даже не так. Будто то, что внутри тебя, от чего ты бежишь и так стараешься скрыться, не только настигло, но и вырвалось, явилось перед тобой. Вот, как ты на меня посмотрела, Кристина Смерть. Вот, как ты искривилась, лишённая страха, сочащаяся чистейшей ненавистью. Именно в тот момент я осознала: ты точно живёшь здесь.

А ещё я тебе солгала. Помнишь, ты спросила меня, что я тебе сказала. Ты не расслышала, находилась в себе.

А я тогда честно ответила:

«Ты скоро умрёшь».

Но мы ведь не имеем права на подобный исход? Не имеем, ведь так?

Рыдающая девушка на взморье — нет, это совсем, совсем-совсем-совсем никакая ни ты. Никогда не была ею, никогда, ни за что не станешь. Рыдающую девушку я разорвала, а её останки предала огню, развеяла над пучиной морской, отдала в объятья ветра. Её больше с нами не будет. Она не потревожит тебя.

Но на кого ты смотрела, милая? Кого угадала во мне?

Радио мне о тебе так сказало: «Заглянувший в неё не отмолится».

А я не боюсь заглянуть. И даже креститься не стану!

Кристина…

Ты уже всю меня и так…

Знала б ты, какой у тебя классный язык… Какие пальчики, губы…

Аввв…

…

…

…

Меня всё ещё дрожь пробирает, ты понимаешь? Сижу не могу. Это ведь наша первая ночь — а я совсем не с тобой. Тревожусь о всяком, думаю, нотирую-рефлексирую.

А надо ли это?

А не ко всем чертям?

Пальчики-пальчики-пальчики… Как хочу опять облизывать, целовать твои пальчики… Тереться щекой о щёку…

Любимая, любимая…

Я едва удерживаюсь в этом шторме в открытом море любви…

Ты… Я сделаю всё, чтобы тебя спасти, милая, прекрасная и волшебная.

Только бы знать, от чего. Только бы слышать твои желания.

Околица хитрая, Околица подлая — но я-то хитрее! Я сильнее неё!

Я уже спасла тебя из безумной палаты. Дальше — что-то сделать бы с Тётушкой. Её можно отворотить, есть возможности, как-то выкрутимся.

Из этого города выхода нет — но мы справимся, мы решим. Может, я просто для себя не старалась искать. Может, я просто плохо искала. Может, вместе у нас получится: ведь ходят здесь корабли! Да, они не швартуются в пристани, только замечают маяк — ну и пусть! Если корабли есть — то и внешний мир тоже обязан там быть.

Я ведь даже, пока писала всё это, почти смогла успокоиться. Даже мысли вроде бы как на месте, а это уже хорошо.

Нам нужны мысли, особенно — ясные, свежие. Чёткие. Яркие. Такие, чтоб можно видеть и разглядеть.

Я не знаю, заметила ли ты, но — в Околице кроме нас ещё люди. Я имею ввиду, настоящие. Об одном мне сказала София — ты не знаешь её, не видела, она заступила на смену после меня. А второго ты и сама узнала и не узнала. Но рассказала мне про него.

Почему я так уверена?

Знаешь, при всей странности нашего города, люди сами по себе на проезжей части не возникают. Да и сами местные — ну, они тихие. Они не злые совсем, они не будут толкаться, хамить. Здесь нет такого, так не бывает. Только недовольные туристы так грубить и толкаться могут.

Я думаю, нам нужно бы отыскать тех двоих. Возможно, мы сможем ими воспользоваться.

Скажешь, я злая, расчётливая, и уже строю коварные планы по жертвоприношению невинных душ?

…

…

…

Я вышла на балкон, стояла, курила. Задумалась о своих словах.

Я ведь и правда готова вдруг чего принести тех несчастных в жертву, заслужили они того, или нет. Просто они — не ты. Они не важны для меня. Но всё ещё смогут помочь.

Я ещё вот про что думала.

Нам с тобой необходимо быть максимально-честными подруга перед подругой.

Нас будут бить по желаниям.

Мы должны обнажить их. Явить, как есть, без прикрас. Ведь, в таком случае, мы сами будем предельно-ясно осознавать, что у нас отнимут, что исказят, извратят — и явят к нам палачами.

Поэтому я начинаю с себя.

Я Елизавета.

И я хочу, чтобы моё всегда оставалось моим.

А теперь ты моя, Кристина. Ты моя, только-только моя.

Моя любовь назначила тебя жертвой. Околица сделает всё, чтобы искривить, изломить тебя. Сделать так, чтобы я ненавидела решительно всё, что связывает нас с тобой. Чтобы ненавидела прежде всего себя за то, что обрекаю тебя на ужас. Но это не потому, что сейчас всё это вот написала. Нет, эти слова сказаны мне от меня. Чтобы я видела, понимала, откуда будет удар.

Я уже не танцую. Я — это Ярость.