Ладно, перво-наперво — выход на балкон в дальнем… секторе? (у круга же нет сторон!), и оттуда, собственно, сейчас в комнату тянулись солнечные лучи. Дальше — конечно же сама форма помещения: никаких сторон и углов, именно что круглое такое пространство — и решётчатый потолок, тут же служивший ещё и полом для верхнего этажа. И здоровенный столп с вращающейся же лампой над ним.
Кристина сделала шаг — и опять едва не споткнулась, на этот раз — о плохонькую раскладушку чуть дальше входной двери. Осторожно села — и постель под ней опасно прогнулась. Ножки чуть-чуть разъехались, но всё-таки выдержали.
Прикроватный столик, там — собственно кипа пожелтевших листов, поверх — перочинный ножик. Лезвие немного выдвинуто. Тёмное, с ожидаемыми следами.
В сердце комнаты — да, низкое кресло в обивке овечьей шкуры, столик и даже на вид громоздкая и тяжёлая печатная машинка. Рядом с ней — несколько сигарет, зажигалка.
Гостья хмыкнула:
— Добавить немного сепии — и вполне себе кадр из фильма.
Лиза улыбнулась тихонько, развернула кресло, села напротив подруги.
Кристина потянулась к пачке листов.
— Тут всё?
Та молча кивнула, сперва опустила взгляд, потом и вовсе глаза закрыла.
— Я могу вслух читать? Мне так проще.
Лиза сцепила пальцы, закусила губу, вжала голову в плечи.
— Мне будет неловко… — призналась.
— Принято, — гостья махнула рукой. Потом погрузилась в молчаливое чтение.
Кристина читала бегло, глаза больше охватывали общий блок текста, а сознание уже обрабатывало полученную инфу.
В записях подруги было много воды, бессвязаного и сумбура. Так можно писать по запросу личного терапевта, или в целях аутонаблюдения. Да, у девушки, ну, плюс-минус приятный, хотя и очень грузящий, путанный слог. Но эта манера мысленной речи… — тут Кристина подняла взгляд на понуренную, сидевшую перед ней, — подходила ей, что ли. Вязалась с общим вот этим вот флёром этакой возвышенно-стукнутой одинокой мечтательницы.
— Ты много куришь, — она заметила как раз, когда Лиза щёлкнула зажигалкой.
— Не меньше тебя, — её подруга показала язык, поймав Кристину на том, что та тоже потянулась за сигаретой.
— Мне как читательнице-то зачем это знать? Я про записи говорю.
Та затянулась, пожала плечами.
— Я всё описываю, что приходит на ум.
— А что с клоуном?
— Мы можем пойти посмотреть. Он смешной, правда. И грустный немного.
Женщина прыснула, выдохнула.
— Господин Здравствуйте и Тётушка Добридень, значит, — медленно протянула, спустя затяжку. — Именно Добрий день, украинский, так?
— Так. И с тётушкой ты поздоровалась, — добавила Лиза тихо, поджала губы.
Кристина не знала, что думать. Нет, Околица не внушала ощущения какого-то странного места. Ну, как. Пригороды все в той или иной мере прибитые, стрёмных людей-то и долбанутых порядков везде хватает. Да, конечно, сидя вот в этой комнате на маяке, читая записи Лизы, у приезжей закрадывалось общее чувство неправильности, беспокойства. В основном, правда, беспокойство за душевное состояние своей новой знакомой.
— Ты тут противоречишь сама себе, в курсе? Сначала говорила, что по ночам Околица обесточивается. А потом — что окна домов после сумерек «жёлтые».
Лизе опять не нашлось вразумительного ответа.
— Здесь сказано ровно то, что я знаю.
Её подруга пожала плечами, смотрела дальше.
Хмурилась: «Про подругу можно было бы и раньше сказать». Но виду не подала.
« «
Кивнула, заценив описания отдельных местных. Тех, что могут встретиться совсем ранним утром — и иногда поздно вечером. Понадеялась, что это всего лишь бред воспалённого воображения и метафора на обыденность.
Воспоминания про «палаты» пробрали. Очень хотелось верить, что это — просто рассказ или какой-то очередной дурной сон. В любом случае, наверное хорошо, что Лиза заставила Кристину покинуть этот отель: то-то он и самой женщине ощутился как что-то странное.
Конечно же, добралась и к тем,
Сидевшая перед ней закрыла лицо руками, сгребла сигареты, выскользнула на балкон.
Кристина… Не волновалась. Разве что час от часу поглядывала на выход, где угадывалась фигура дымившей Лизы. И то, как нервно та прижимала сигарету к губам. Как то и дело вздрагивала, дёргалась. Нервничала.
Холодно осмотрела уже бурый, запёкшийся кровавый оттиск такой знакомой ладони. Вновь бегло оглядела помещение, в котором вот этой ночью хозяйка дома всё это писала. И не только писала. Всё, что
Кристина отложила последний лист, откинулась к стене, потянулась.
Единственное, что она понимала точно — её пригрузли. Записи не только ничего ей не объяснили, но — ещё больше запутали.