Эхо во тьме

— Да, — произнесла она дрожащим голосом и встала, почувствовав, как боль пронзила ее больную ногу. Взяв свою палку, она отошла от постели. Видел ли он ее лицо? Ей невыносима была мысль о том, что он все-таки видел.

— Хадасса жива, — сказала Юлия, радостно улыбаясь Марку, когда он склонился над ней.

Он никогда не видел ее глаза такими сияющими.

— Я знаю, Юлия. Я все слышал. — У Марка не было сил взглянуть на Хадассу, потому что он понимал, — стоит ему это сделать, как он забудет все на свете и захочет узнать, почему она скрывалась от него. Его сердце забилось чаще, во рту пересохло. В душе у него радость чередовалась с гневом, и не давал покоя только один вопрос: Почему?

Почему она не сказала ему всю правду о себе? Почему она не говорила ему, что жива? Почему она оставила его столько времени пребывать в состоянии безысходности и отчаяния?

Но сейчас не время было находить ответы, которые он так хотел получить. Сейчас нужно было думать о Юлии. Стоит ему взглянуть на Хадассу, и он забудет о Юлии и о том, в чем она сейчас так нуждается, поэтому он не смотрел в сторону Хадассы и не говорил с ней. Он просто взял свою сестру на руки и прижал к своему сердцу. Юлия была такой легкой, что в его руках была подобна ребенку.

Юлия протянула руку к Хадассе.

— Пойдем со мной.

— Да, я пойду, — ответила Хадасса, не в силах смотреть Марку в глаза. — Он остановился в дверях и оглянулся на нее. — Не жди меня, мой господин, — сказала она. — Иди. Прямо сейчас.

Марк понес Юлию по верхнему коридору и вниз по ступеням. Потом он прошел по залитому солнцем перистилю в другой коридор, который вел в семейные бани. Не снимая сандалий, он спустился вниз по мраморным ступеням. Он вошел в холодную воду по пояс, и в воде оказалась и Юлия в своем тонком одеянии.

— Боже, прости меня, если я недостоин сделать это, — произнес вслух Марк. — Но здесь больше никого нет. — Слегка приподняв Юлию, он наклонился к ней и поцеловал ее. Затем он погрузил сестру в воду. — Я крещу тебя во имя Отца, Сына и Святого Духа, — сказал он, поднимая ее из воды. Вода стекала с ее лица, волос, всего тела. — Ты была погребена вместе со Христом и снова воскресла в новую жизнь.

— О Марк, — тихо произнесла Юлия. Ее глаза, казалось, смотрели куда-то мимо него, и она вглядывалась в то, чего он не мог видеть. Марк пошел назад, пока не достиг ступеней. Дойдя до верхней ступени, он присел на край бассейна, крепко держа сестру в руках, на коленях.

Услышав шаги Хадассы, он поднял голову и увидел, как она входит в бани. Его сердце тяжело застучало. Она остановилась в дверях и направилась к ним, стук ее палки гулко отдавался по мраморному полу.

— Свершилось, — глухо произнес он, и его голос эхом отразился от расписанных фресками стен.

— Слава Господу, — сказала Хадасса, облегченно вздохнув.

Внезапно дыхание Юлии стало другим. Она задышала чаще, как будто чему-то обрадовалась. Ее глаза расширились.

— О! Ты видишь их?

— Кого, моя хорошая? — спросил ее Марк, крепче прижимая к себе и поглаживая ее по щеке.

— Они так прекрасны, — пробормотала Юлия, в ее глазах отразился трепет. — Так прекрасны. — Она сонно заморгала. — О Марк, они поют… — Ее лицо смягчилось и стало красивым, как раньше. Глубоко и протяжно вздохнув, она закрыла глаза. Ее тело в руках Марка совершенно обмякло, а голова опустилась ему на плечо.

— Все хорошо, — сказала Хадасса, опустив голову в знак благодарности. Потом добавила, прижав руку к сердцу и закрыв глаза: — Она вернулась домой.

— Слава Богу, — неожиданно прозвучал знакомый, дрожащий от волнения голос.

Марк снова вздрогнул и, посмотрев наверх, увидел женщину, стоявшую у входа. Ее поддерживал Юлий.

— Мама!

52

Дальше Феба пошла без посторонней помощи.

— Я знала, что наступит тот момент, когда она примет Христа, — сказала она, глядя на лицо своей дочери, — лицо прекрасного, милого спящего ребенка. — Ко мне вернулись чувства и силы.

Марк поднял Юлию и вышел из воды, неся ее к матери. По щекам Фебы текли слезы, но она улыбалась, а ее глаза сияли.

— О, как я молилась о том, чтобы дожить до этого дня, — сказала она и поцеловала Юлию в лоб. — И я дожила. Дожила… — Она запричитала: — О мое дитя… мое дитя…

Юлий подошел, чтобы утешить ее. Он обнял ее за плечо, и она прильнула к нему. Хадасса смотрела, как они уходят вместе с Марком, который по-прежнему нес Юлию на руках. Спустя какое-то время Хадасса прошла к мраморной скамье и села, прислонившись к стене. Она сильно устала после долгого сидения у постели. Ей хотелось танцевать, прыгать, петь песни, но сейчас ей нужно было отдохнуть.

В помещение вошла Лавиния.

— Моя госпожа? С тобой все в порядке?

— Просто я устала, Лавиния. А так все хорошо. Даже прекрасно.

— Может, ты поешь, моя госпожа? Ведь уже три дня прошло, как ты не прикасалась к еде.

Хадассе хотелось не столько есть, сколько спать, но она увидела, как эта девушка беспокоится за нее, поэтому встала и взялась за свою палку.

— Время поста кончилось.

Лавиния улыбнулась ей.

— Я скажу, чтобы что-нибудь приготовили.

— Сначала поговори с Юлием, Лавиния. Госпожа Феба тоже, наверное, голодна.