Эхо войны.

— Естественно, убить. Не допустить, чтобы жертва добралась до замка.

— Что у нее нужно было забрать?

— Свиток в чехле, — медленно проговорил северянин. — Либо, если случиться непредвиденное и до замка она доберется, все имеющиеся при себе предметы магического характера.

— Заказчик во сне присутствовал?

— Да.

— И как он выглядел? — спросила я почти с замиранием сердца. Майор снова задумался, спустя несколько минут наконец сказав:

— Южанин. Среднего роста, волосы чуть ниже подбородка, вьющиеся, неровные — будто коса мечом обрезана. Точнее сказать не могу — он был в плаще с капюшоном. Одет в темное.

Зима близко…

— Была зима, а в горах очень холодно, верно? — тихо сказала я. — А в Нитерре очень мягкие зимы, ведь так?

— Да, — машинально сказал он и тут же спохватился: — Что?…

— Спасибо, фарр майор, вы мне очень помогли, — так же тихо сказала я. Отвесила официальный поклон и ушла.

Вот и нашла я то, чего боятся т'хоры, кроме огня.

Зимы и приходящей с ней стужи. Настолько, что слишком рано подувшие северные ледяные ветра заставили их выйти из подполья и растерзать город за неполные две недели — чтобы набраться сил пережить холода. Настолько, чтобы послать в погоню за той, кто может привести за собой полное уничтожение, наемных убийц, а не полететь самим и нагнать уже через сутки.

Первый камень не вернется к нам уже никогда, отданный ему.

Второй истрачен на то, чтобы дать покой планете на тысячу лет.

Остается третий. Могущий быть где угодно.

Я вернулась в госпиталь будто во сне. Стянула шлем и броню, что–то отвечала на вопросы раненых. А через час не выдержала и бросилась обратно, в узкий длинный тоннель.

Баррикаду обновили, более того — поставили еще одну, в метре за первой. На четверть разобранную — до ближайшей угрозы прорыва. Толпа уже разошлась, остались только техники, прилаживающие какие–то ловушки. Я кивнула караульным и забралась в тесный закуток между баррикадами, начиная лихорадочно осматривать тщательно залатанный завал.

И, пожалуй, сама до конца не понимая, что ищу.

Ты пришла.

Чужой голос врывается в сознание. Я прижимаюсь к стене, там, где тонкие щели пропускают холодный зеленый свет той стороны.

Может быть янтарь — холодным?… С той стороны смотрят глаза холодные и чужие, смотрят мимо меня, мимо стен, мимо мира. Падают на лицо темные волосы, тонкой струйкой бежит по шее чешуя.

Вот ты и перестал прятаться, любимый…

Глава двадцать пятая

— Мы не воры, — возразил Бэрд. — То, что принадлежит тебе, мы отдадим в обмен на наше.

Джон Рональд Руэл Толкиен

По щекам катится холодная вода, но это пещеры, здесь не может быть дождя. А я думала, что разучилась плакать, Тайл.

Мне хочется биться головой о стену. Только это не поможет.

Мне даны сутки, Тайл. Нужно решать. Но как?…

Нет смысла идти к коменданту, будь он мне хоть муж, хоть учитель, я знаю, что он скажет. «Ты не имеешь права».

« — Меня не интересует, как вы это сделаете. Простой обмен — неужели это не доходит до вашего высокоразвитого мозга, разумные? — безличный голос сочится ядом. — Жизнь за жизнь. Вы приходите к нам, а мы отпускаем — его. Наш контроль совершенен, он может умирать долго и крайне мучительно.

— Все читаете?… Никто не спорит, лучше вас никто не читает в сердцах. Но ВЫ же разумны не меньше! Зачем?!»

Ремо я не скажу никогда. Потому что я знаю, что он скажет, как скажет… И умрет вместе с тобой.

Тайл, я не могу спросить у тебя, но я знаю, что ты бы ответил. Ты не боишься смерти. Когда–то ты давал присягу защищать разумных даже ценой жизни.

Вот только твоей смерти боюсь я… И навряд ли слова могут перевесить причины.

« — Зачем?… — глаза, холодные и чужие, наконец смотрят на меня. — Когда убивали нашу королеву, вы не говорили нам причин!

— Тогда… это была ваша королева?…

— Тогда? — он криво улыбается, взгляд становится жестоким. — Вот она, вся ваша разумность — думать, что все ограничивается одной каменной глыбой посреди звезд! Нет, это было не здесь и не тогда, и нас не первый раз бросают в лед. Но больше не бросят никогда.

«И моя королева будет жить», — это не звучит вслух, но слова нужны далеко не всегда…

— Но вы ведь не т'хор! — я балансирую на самом краю, но по–другому уже не получается. — Тогда почему?! Почему вы истребляете собственный народ?!…

В замороженном взгляде на один миг вместо гнева мелькает печаль.