Эхо войны

В Сад мне можно и не соваться — не пустят. Люди там мирные, добрые и… крайне «в себе». Внутри стадиона живут только свои. Чужаков на территории не привечают, хотя торгуют со всем городом выращенными на возделанных грядках овощами, фруктами и молоком от нескольких коров.

В детстве, когда был тощим и большеголовым пацаном, я часто забирался на крыши таких вот четырехэтажек и, сглатывая голодную слюну, таращился на зеленеющие за забором Сада деревья, представляя, как впиваюсь зубами в истекающую сладким соком мякоть яблока или урюка. Прошли годы, а яблок я так и не попробовал.

Но сейчас я прячусь в пустой и давным-давно заброшенной квартире не ради любования зеленью. Я не отводил взгляда от узкого прохода — единственного пути через небольшую асфальтовую площадку и дорогу перед микрорайоном. Ну не верил я, что хитрый татарин просто так интересовался местом моего обитания. Такие люди просто так ничем не интересуются, и уж тем более столь никчемным фактом, как местонахождение грязной норы простого охотника. Значит, была у него причина для вопроса. И раз Бессадулин не стал на меня давить после крайне уклончивого ответа, значит, решил узнать правду другим путем. На тот случай, если я вдруг решу уклониться от навязанного договора.

Искомый человечек появился через пару минут. Этакий приземистый смуглый мужичок неопределенной национальности в перепоясанном веревкой полосатом халате, торчащие из-под полы голые ноги впихнуты в нечто подобное калошам. На заросшем щетиной лице благодушное выражение, большие пальцы рук заткнуты за импровизированный пояс, ленивая походка никуда не торопящегося человека, выдающееся вперед брюшко, на голове старая тюбетейка. Обычнейший крестьянин… Ага.

Однако стоило «крестьянину» выйти из-за угла «Нептуна» и понять, что не видит никого, кроме четверых громил у входа в бани, благодушная улыбка пропала без следа, и он растерянно заозирался по сторонам. Твою мать. Так и есть — Бессадулин по мою голову топтуна послал.

Отлипнув от стены, я в несколько бесшумных шагов вернулся на галерею, столь же тихо спустился по лестнице и уже не таясь зашагал в прежнем направлении, привычно крутя головой по сторонам.

В берлогу возвращаться нельзя.

Следующего по моим пятам топтуна обмануть несложно, но что это даст?

Возможно, за мной наблюдает еще один человек Бессадулина, а я и не подозреваю об этом. А мужичок в халате просто для отвлечения внимания. Может, я излишне дерганый, но рисковать своим главным секретом не собираюсь. Тем паче когда в берлоге лежит рюкзак и шмот с погибшего русского, чье тело ищет весь город.

Сначала я хотел поскорее добраться домой и заняться осмотром и подгонкой одежды из вараньей кожи, но теперь решил в корне изменить планы. День клонился к вечеру, и это играло мне на руку. В темноте куда сподручней добраться до берлоги незаметно. А оставшееся до заката время можно использовать с пользой. Битком набитый рюкзак заметно оттягивает плечи, но тут поделать нечего, придется потерпеть.

Услышав доносящиеся из-за разрушенного магазина знакомые гортанные возгласы, я слегка подкорректировал движение и через минуту оказался рядом с источником звука — Фируза Молочница обходила свою территорию, толкая перед собой вместительную детскую коляску с алюминиевыми бидонами и пластиковыми баклажками. Следом шел широкоплечий парень, демонстративно держа в руке утыканную ржавыми гвоздями дубину. Насколько я знал, это старший сын Фирузы. Охранник, блин.

— Ай, Битум! Напугал, шайтан! — ругнулась Фируза, когда я внезапно вырулил из-за угла и очутился в двух шагах от них. — Нормально ходить не можешь?

— Так нормально и хожу, — пожал я плечами, снимая с пояса пустую флягу. — Фируза, вода на продажу осталась?

— Когда-нибудь вынырнешь вот так и получишь по голове, дурной. Твое счастье, Битум. Осталось всего-то полтора литра, — буркнула Молочница, забирая у меня флягу и проворно скручивая крышку.

— Тогда литр во флягу, а остальное прямо щас выдую, — принял я решение, и Фируза довольно кивнула.

— С тебя шесть талонов или пять паханскими.

— Фируза, да ты что? — изумился я. — Откуда такие цены?

— Ладно, — махнула она рукой. — Устала, лень торговаться. Давай пять талонов — и катись.

— Вот это дело, — обрадовался я, принимая потяжелевшую флягу и полулитровую баклажку с мутной водой. — Вода что-то мутновата, — для порядка усомнился я.

— Нормальная, — не приняла возражений Фируза. — Из скважины, фильтрованная и отстоянная.