Эхо войны

В пулеметном гнезде, установленном поверх крытого кузова грузовика, с трудом помещался и один-то человек, а сейчас нас здесь было двое. Я и мрачного вида светловолосый парень примерно моего возраста, мерно оглядывающий проплывающие мимо окрестности. Он держал наготове планшет с крупномасштабной картой, то и дело оставляя на ней понятные только ему отметки при помощи красного карандаша со смешным овальным сечением.

Бронированный грузовик, несмотря на огромную массу, ходко шел посреди единственной автомобильной дороги, ведущей в город. Остальные, так и оставшиеся для меня чужаками русские сидели внутри машины, на установленных по бортам кузова лавках. Когда оказался внутри похожего на злобную тварь грузовика, я успел мельком осмотреться и увидеть наполняющие салон многочисленные ящики, приваренный к полу железный стол и кабину водителя — перегородки между кузовом и водительской частью отсутствовали.

Борис уселся рядом с водителем и предложил мне занять место по соседству, но я отказался — из-за установленных поверх лобового стекла бронированных пластин обзор никакой. Так я и очутился в пулеметном гнезде, прижатый к его краю плечом широкоплечего крепыша Виктора. Оставшиеся внутри кузова члены отряда сейчас могли в подробностях разглядеть нижние половины наших туловищ. Правда, меня это не волновало — я больше интересовался происходящим вокруг, как-то незаметно для самого себя приступив к обязанностям проводника.

В десяти метрах сзади пылила еще одна машина — капитально переделанный умельцами Бессадулина школьный американский автобус с остатками облезшей белой краски. Как мне пояснил мастер Палыч, автобус появился в городе еще до войны, в двухтысячных годах. Купленный по дешевке, он использовался для перевозки рабочих на завод.

Недавно над машиной хорошенько поработали, полностью сменив ходовую часть, поставив толстые колеса от неизвестной мне техники и наварив защитные бронепластины. Автобус выглядел солидно, но я глубоко сомневался в его проходимости через пески. Одно дело — по накатанной дороге в теплицы и обратно людей возить, и совсем другое — переть через пустыню.

В салоне сидели двадцать вооруженных рыл — бойцы хозяина ТЦ, сопровождающие нас в пути. Там же ехал второй проводник, Косой Ильяс, не последовавший моему примеру и оставшийся внутри автобуса.

По левую сторону от нас остался город, отделенный от дороги двухкилометровой полосой пустыни. Но я смотрю не туда. Мое внимание обращено в прямо противоположном направлении — рядом с нами, буквально в двадцати метрах, тянулись полузасыпанные песком дома. Дачный комплекс. Место, населенное изгоями — больными, калеками и уродами. Впрочем, проще назвать местных жителей одним коротким, но очень емким словом — мутанты. Муты…

— Это и есть «дачи», правильно? — не отрывая глаз от карты, поинтересовался Виктор, когда дома остались позади.

— Ага, — отозвался я, поглядывая на последний ряд домов, где несколько мужчин размеренно махали лопатами, отбрасывая подступивший вплотную к редким огородным грядкам пустынный песок. — Они самые.

— Небольшой населенный пункт, — пробормотал парень, ставя очередную пометку. — Количество населения известно?

— Про Дачи никому и ничего не известно, кроме тех, кто там живет, — буркнул я, устремляя взгляд на уходящую под колеса грузовика дорогу. — И отметку про «населенный пункт» ты зря поставил.

— Это почему?

— Скоро его не станет. Вот почему. С каждым годом песка становится все больше. Вскоре лопаты не смогут помочь — и вот тогда мутанты оттуда уйдут навсегда.

— В город? — предположил Виктор, и я кивнул, подтверждая предположение.

— Точно. В город. Под прикрытие больших домов. Если их пустят.

— А если не пустят?

Я молча пожал плечами и черканул пальцем поперек горла, одним движением поясняя, что именно произойдет, если городские обитатели не пожелают принять оставшихся бездомными уродов. Впрочем, гадать не приходится — не примут.

— Больше рабочих рук — больше шансов выжить, разве не так? А уродов сейчас везде полно. Я слышал, что у вас в городе есть община мутантов.

— Есть, — машинально ответил я, провожая глазами уходящую назад вершину горы, увенчанную памятником геологам. Уверен, что сейчас все дозорные провожают нас внимательными взорами.

— Ну и о чем тогда разговор? Мутом больше, мутом меньше.

— Те, кто живет в городе, они просто уроды и калеки, — пояснил я, вспоминая виденных мною мутов-мусорщиков. — У кого пальцы на руке вместе слиплись, у кого лицо набок сползло, у кого глаз нет, у кого еще чего недостает. Местные их не любят, но мирятся с их присутствием, так как вреда от них нет, да и угрозы не представляют — бойцы из них никакие. А вот пользы, кстати, хватает — разгребают завалы, собирают мусор, вычерпывают выгребные ямы. Ничего не прося взамен: что вычерпали, то и будет платой. А на Дачах есть такие… их и людьми-то назвать нельзя. Ну и самое главное — там много больных странными и, похоже, заразными болезнями. У вас нет таких вот «населенных пунктов», где живут только мутанты?