Эхо войны

– Молодец, – похвалил я. – Тогда слушай вторую оговорку. Постучался, значит, я в хату, передохнуть. Отворила старушка – такая вся сгорбленная, старая, подслеповатая. Впустила. Сижу на лавке, у стола. Хозяйка кипятка принесла, я разложился с харчами своими, приглашаю вместе пообедать. Бабка отказывается, но из-за занавески достает девчонку малую, лет, наверное, пять-шесть, не больше – и ко мне толкает. Я ей кусок сахару протягиваю, она берет и говорит: «Данке». И приседает так культурно на своих тощих ножках. «Данке», понимаешь? И поэтому сейчас мне ответь: откуда ты взял такую глупость, что все это мелочи?

Андреев посмотрел на меня, посмотрел – да и отвел глаза. Но тут я наткнулся на красное лицо Коваля, и оно мне очень сейчас понравилось: злое, жесткое, и во взгляде та самая – правильная – интонация, которую я не раз подмечал у самых разных людей, солдат и командиров, попутчиков, что двигались вместе с нами через отбитые у немцев украинские деревни. А старик Фюрер сидел, сгорбившись, рассматривал свои стоптанные сапоги, и даже про самокрутку забыл.

– Ну а ты, дедушка, – окликнул я его, – по-прежнему веришь в хороших немцев?

– Верю, – пробормотал он себе в бороду.

– Подскажи тогда, как их от одноплеменных зверей отличить, – весело предложил я. – А то, не ровен час, не удержимся – всех перестреляем. Перед потомками стыдно будет.

И тут он догадался посмотреть на меня – внимательно и долго. И я, наконец, увидел, что в глазах его отображается понимание. Кивнув старику, я снова откинулся на спину и попытался найти своих ласточек. Но небо опустело.

– Покажи мне, как работает твоя адская машина! – услышал я голос деда.

– Ты о чем, Фюрер? – не понял Коваль.

– Как взрывчатку взрывать?

– Зачем тебе? – Коваль все еще не врубался.

– Я паровоз поведу!

Возникла долгая пауза. Наступившую тишину сломали раскаты артиллерии, долетевшие с берега. Я посмотрел на часы: ровно четыре. Немцы, как всегда, соблюдают точность. Ничего, будет вам вечером сюрприз!

– Ты хорошо подумал? – услышал я голос Андреева.

– Дедушка старый, ему все равно, – ответил старик.

Глава 22

5 октября 2016 года. Чернобыль

Мы сидим на полу, в тоннеле, высеченном в скале. Во всяком случае, создается такое впечатление. Проход сужается к потолку, до которого метра четыре. Стены – серый камень, очень похож на кремний, но с многочисленными вкраплениями мельчайших блесток, которые весело посверкивают в свете костерка.

С одной стороны тоннель уходит в темноту, с другой – перекрыт белесой, чуть колышущейся пеленой: то ли дым, то ли густая паутина.

В центре разложена походная печка. Таблетки сухого горючего горят ровно, облизывая дно котелка. Чекист периодически наклоняется, зачерпывает ложкой, пробует, качает головой. Рядом на отполированном полу стоят вскрытые консервные банки.

– А откуда ты знаешь, что там? – Чапай мотнул головой в сторону пелены.

– Но ты ведь тоже знаешь, – поддел я его.

– Да… странноватое ощущение, – признался Чапай. – Я даже знаю, какая там сейчас погода.

– Сейчас там ночь, – говорит Чекист. – Летняя ночь. Тепло. И ветер. Слышно, как за лесом рвутся бомбы… Слышите?

В коридоре тихо, но мы понимаем, что он имеет в виду: я и сам сейчас слышу грохот далеких разрывов. Лето 1943 года – оно совсем рядом, в двух шагах.

– Всю жизнь мечтал накопить столько денег, чтобы о них не надо было думать, – сказал Чапай. – Купить дом, пожить спокойно… В Швейцарии, например. Самое интересное, что перед самым Взрывом я проверял свои счета. У меня накопилось что-то около миллиона евро.

– Буржуй! – осудил Чекист.

– А у тебя сколько было? – засмеялся Чапай.

– Да уж поменьше!

– Ну а все-таки?

– Ну… тысяч восемьсот где-то.

На самом деле ничего необычного в таких цифрах не было. Я знал сталкеров, которые зарабатывали и побольше. У меня самого имелась на черный день пара сотен тысяч. Что уж говорить про таких удачливых бродяг, как Чапай с Чекистом? Но я был уверен – никакие швейцарские домики не смогли бы удержать их от возвращения в Зону. Не той категории люди, чтобы жить спокойно. Да и сама Зона никогда не отпустит сталкера.

Впрочем, это все лирика. Нет уже давно никакой Швейцарии… И тут я снова посмотрел на клубящийся туман: а ведь за ним все это есть! И Швейцария, и СССР. Там тот самый мир, которого мы лишились. И на фоне наших знаний война с Германией сейчас выглядит мелкой детской заварушкой. Она пройдет. И будет еще семьдесят лет нормальной жизни. Остаться там! – выскочила шальная мысль. Но сразу же вспомнились ее глаза, спрятанные за круглыми очками с голографическими черепами.

– Если все получится, будет тебе еще твоя Швейцария!

Я произнес это уверенно, но, если честно, никакой уверенности не чувствовал.

– Если все получится, Зоны не будет, – возразил Чапай. – А если Зоны не будет, значит, не будет и моих миллионов. Я же их на артефактах сделал.

– Парадокс! – глубокомысленно произнес Чекист. – По этому поводу предлагаю пожрать перед дорогой.

Мы лезем за тарелками. Чекист накладывает дымящиеся макароны, щедро приправленные тушенкой. Едим в молчании.