Эхо войны

       Пока одежду ременов паковали на носилки и перетягивали вещи ремнями, те уже, стуча зубами, выбирались на противоположный берег, а маг шел обратно к нам, прямо по воде. Первый, "вещевой", рейс прошел гладко. Маэст, отправленный следующим, выглядел, как карикатура на театральную танцовщицу, скользящую по воздуху у самой водной глади. Тео в этой роли смотрелся бы более органично, если бы перестал кривляться, выдавая свои гримасы за хорошее настроение.

       Вернувшийся в четвертый раз Коэни выглядел неважно. На лбу выступила испарина, несмотря на холод, руки едва заметно дрожали. Я посмотрела на Зиму:

       - Идите следующим.

       - Нет. Я... Я потом.

       Я поймала взгляд нервно бегающих глаз и не стала спорить.

       Из меня танцовщица получилась ничуть не краше, чем из остальных - за исключением того, что меня еще и укачивало.

       Доставив меня на противоположный берег, Коэни опустился прямо на стылую землю, запрокинул голову, и несколько минут просто сидел, прикрыв глаза.

       - Ты как? Справишься?

       - Да. Конечно...

       Юноша поднялся и побрел обратно, к завалу. Я присела на край носилок и стала ждать. В Коэни я верила, а вот реакция Зимы мне не нравилась.

       На полпути они стали хорошо видны. Зима плыл над водой с белым как снег лицом, напряженными до боли плечами и застывшим взглядом. Его губы двигались - судя по выражению лица мага, обращался он к нему, и ничего приятного не говорил.

       Чем ближе они подходили, тем больше дрожали руки Коэни, и тем больше хмурилась я. Зима все еще говорил, быстро и зло. Я успела расслышать только одну фразу: "...твоя грязная дохлая скотина, слава богам, осталась там, и ничем...", а потом руки мага снова вздрогнули, и в пятнадцати метрах от берега Зима ушел под воду.

       Уронив фляжку, вскочил на ноги Ремо и бросился к воде. Я вскочила тремя секундами позже - теми секундами, которые потребовались, чтобы выдернуть из-под груды вещей палаточную стойку. Я не имела понятия, умеет ли связист плавать, но про зыбкое дно помнила хорошо.

       Очнулся от столбняка маг, охнул, упал на колени и запустил по плечи руки в воду, суетливо пытаясь нашарить парня.

       Секунды начали отсчитываться ударами сердца, а само сердце стало биться медленно и сонно, как неисправные часы... Такое бывает во время боя, когда застывает пуля, летящая в лицо.

       Быть может, оттого, что секунда стала минутой, казалось, что Ремо, спотыкаясь, все никак не может добежать до берега, а маг и вовсе спит с открытыми глазами, мучительно медленно поводя руками под водой.

       Казалось... Казалось.

       На самом деле все закончилось так же, как и началось - вдруг. Один юноша выволок другого на поверхность, отчаянно цепляясь за выворачивающуюся из рук куртку. Схватил в охапку и - вот они, уже на берегу.

       Зима кашлял и мотал головой. Его колотило крупной дрожью, но... Все живы, слава богам, и в ближайшее время не умрут.

       Я опустилась обратно на стылую землю, глядя поверх склоненных к связисту голов на Коэни, и начала понимать, почему замерло для меня время. Когда оно замирает для мага, оно замирает для всех вокруг. У каждого свой бой, свои пули... А так испугался он первый раз в жизни.

       Должно быть, я пристрастна. Глубоко и неисправимо. Чем еще объяснить то, что сейчас я сижу, уперевшись локтями в колени, и потрошу носком ботинка смерзшуюся землю, вместо того, чтобы бежать страждущему на помощь? Должно быть, где-то по пути из ниоткуда в никуда у меня вышли все запасы бесконечного терпения, безмерного сострадания и небесного милосердия. В сухом остатке остались безразличие и злость.

       Здравствуй, Бездна. Давно не виделись...

       Вернусь в форт и брошу эту работу. Нет во мне смирения. Вычерпано до донышка. К богам без него идти можно, к смертным - нет.

       Вот только до форта далеко, как и до моей отставки... Я тяжеловато встала и зашагала к берегу.

       Ремо методично хлопал нашу обморочную барышню по бледным щечкам. Я внесла свой вклад, ухватив Зиму за шиворот и как следует встряхнув. Он внезапно распахнул свои глазищи и схватил меня за руки; залепетал, жалобно, совсем по-детски:

       - Я воды боюсь...

       И в глазах, огромных зеленых глазищах - ужас без конца и края.

       Вот так.

       Зима перевел испуганный взгляд на бледного, со все еще дрожащими руками мага, и вдруг взорвался огненной, вполне взрослой и слишком опасной яростью:

       - Ты! Урод! Ты еще за это ответишь! - он вырвался из рук Ремо и весь подался вперед, шипя: - Что, побоялся, что в драке расквашу носик, решил списать на несчастный случай?! Ах, не удержал, всякое бывает... А может, маг из тебя тоже хреновый?! Сколько дифирамбов пели нашему великому таланту, а его и спички зажечь не хватит! Скажи спасибо своей родне чешуйчатой, ты, вшивое животное, небось нахватался блох от своей тупой скотины, что даже издохнуть с пользой не смогла!...

       Мелькнула узкая рука, голова Зимы мотнулась в сторону, и только потом по берегу прокатился звук пощечины, подхваченный болотным эхом. Стало тихо, как в могиле.

       Тишина застыла, как солдат с поднятой для шага ногой, помедлила и рассыпалась в прах.

       Маг ойкнул, отдернул руку и прижал ее к груди. В его глазах стояли слезы.

       - Коэни...