Эхо войны

Рявкнул последний заряд, последнего солдата в четыре руки выдернули из ангара, рванулась в пазы и намертво заклинила в режиме экстренной блокировки дверь ангара, я навалилась всем телом на последний ящик, закрывая брешь, бросил сверху еще один возникший рядом сержант. Дверь под слоем контейнеров и металла вздрогнула, пошла вмятинами и узкими длинными разрезами. Мелькнул черный длинный коготь, с размаху обрубленный ножом. Засуетились солдаты, подтаскивая из глубины коридоров все новые и новые контейнеры, камни, лом, заваливая ходящую ходуном дверь. Через несколько секунд начали подскакивать и контейнеры, будто были набиты не железом и камнями, а деревом и птичьим пухом. Мы навалились на них всем телом, упираясь ногами в скользкий каменный пол — два солдата, восемь, двенадцать, двадцать, — пока хватало места, пока тех, кого подпирали в спину в два, в три ряда, не перестало отбрасывать назад.

Десять секунд. Тридцать. Минута. Пять… Дверь затихла, или, вернее, затихла баррикада, поскольку двери под ней уже наверняка не было, целой уж точно. Солдаты начали выпрямляться, с опаской отрывая руки и тела от контейнеров.

Мне не повезло — я оказалась в первом, ближайшем к контейнерам, ряду, и теперь, несмотря на «чешую», судорожно пыталась отдышаться.

Уже несколько минут было тихо. Старший офицер кричал в переговорник, выясняя, не напали ли с другой стороны, оттягивая все наши силы сюда, — моими стараниями в форте каждая мышовка теперь знала о глубине познаний этих тварей в тактике и стратегии, как и в нас, двуногих.

В конце коридора послышался скрежет — тащили полуторатонный универсальный станок из соседней подсобной мастерской. Совместными усилиями его навалили на баррикаду и сняли колеса.

И только тогда вздохнули свободно.

Оставив у баррикады в карауле отряд наименее помятых солдат во главе с сержантом, который вызвался сам, солдаты начали расходиться — кто в лазарет, кто на исходные посты, а большинство — на стену, добивать то, что осталось после работы охранных установок.

Но, распахнув помятую дверь, мы увидели только ясное ночное небо и пустой двор. Т'хоры исчезли.

Обыск и наблюдение не дали ничего, что позволяло хоть самую малость расслабиться. Мы продержались уже не меньше половины суток, и это внушало некоторый оптимизм.

Но… Я прикрыла глаза. Наши корабли. Все до единого.

Они ведь остались там, за баррикадой. И трейдеры, и грузовик, и дайры… Все. Абсолютно все. Они знали, куда бить.

Легкость, с которой их вожак читает в наших головах, уже не пугает.

Она приводит в ужас.

Это была последняя ночь, когда мы смогли ходить под открытым небом.

С первыми лучами солнца из обваленного хода высунулась пара когтистых лап, проталкивая тощее тело. За первым т'хором последовало еще три сотни, сметя патрули, раскурочив и сбросив с крыш автоматические установки, и так и оставшись там, снаружи, разгуливая по двору и пытаясь вырвать двери.

В форте оставалось меньше трехсот солдат, из которых три четверти по амуниции и подготовке приближались к внутренним войскам. Без «чешуи», «пузыря» и герметичного десантного шлема это было пушечное мясо, рискующее погибнуть раньше первого выстрела — теперь т'хоры вешали ядовитое облако везде, где бы не находились.

Нам же было приказано — держаться, держаться любой ценой до прихода кораблей Лидры. И мы держались. Изолировали башни и жилые корпуса, где было слишком много окон, которые не успели заварить, и перебрались на подземные этажи. На нашей стороне были малые размеры и толщина стен изначально укрепленного замка, но…

Мы оказались партизанами, запертыми в каменном мешке.

А через двенадцать часов солдаты начали сходить с ума.

Ломались те, кто стоял на вахте у баррикады перед ангаром. Слушая, как сержант скручивает кидающегося на сослуживцев парня, я забралась на станок и долго искала подходящую щель между контейнерами, пока не нашла — у самого пола. Прищурилась и всматривалась в темноту до рези в глазах, пока не заметила пробежавший мимо тонкий поток зеленых искр. Вот оно как…

Я пролежала еще полчаса, но ничего больше так и не увидела. Мне не мешали — по привычке не анализировать иррациональные действия ватара, неожиданно превратившегося в единственного наличного эксперта по монстрам.

Я ощущала себя розыскной животиной, и, строго говоря, ей и была. А здесь… Где–то посреди взлетной находится точка выхода с Изнанки, иначе не появлялись бы они здесь из ниоткуда в таком диком количестве, иначе не раскапывали бы полночи рухнувший тоннель… Иначе бы не было здесь этих зеленых искр, которых, похоже, кроме меня никто не видит. Скорее всего, из–за того, что они каким–то образом увязаны на стихии Смерти, — я ведь видела их и до того, как влезла на Изнанку. Надо бы коменданта привести, проверить, увидит ли он. Авось всплывет что интересное…

Вахтенных у баррикады начали менять каждые два часа, изымая из их числа всех хоть в малой степени ментально одаренных.