Эхо войны

— Слезьте с меня оба, ради всех богов и преисподней! — слабо донеслось откуда–то снизу. Я скатилась на пол и поморщилась, потирая спину. К вечеру она будет фиолетовой, а, быть может, и черной. Этан стоял на коленях, помогая брату подняться. Бес перевел на меня мутный взгляд: — Фарра, никогда бы не подумал, что такая интеллигентная женщина может материться больше трех минут, ни разу не повторившись.

— Я не женщина, я солдат, — я выглянула из–за скалы, примерно догадываясь, что увижу. На сером каменном фоне далеко впереди чернела темная бесформенная груда. Оставив «мать» у скалы, я начала пробираться между шатающимися валунами, пересыпанными щебенкой.

— Фарра, это вы там? — донесся до меня совершенно нормальный голос. Слава богам, я думала, что их изломало вдоль и поперек.

— Как Лаппо? — вырвался у меня тревожный вопрос — я уже преодолевала последние шаги, но голоса парня до сих пор не слышала.

— Сейчас, — коротко обронил северянин и что–то проделал одной рукой.

— Лиор, скотина! — зло взвыл Лаппо. — Я не ты, вторая стадия еще вполне может что–нибудь себе сломать!

— Заткнись, — лаконично бросил майор и одним неуловимым движением встал, подхватывая парня за пояс и закидывая его руку себе на шею. — Держись, убожество.

И, даже не покачнувшись, двинулся мне навстречу. А я задалась вопросом, остался ли на нем хоть один синяк. А еще — почему же тогда его так шатало всего час назад? Не оттого ли, что угодил прямо под обвал?…

И тогда возникает закономерный вопрос — что он вообще такое?

— Пойдемте, я нашла тут нескольких покойников, — я развернулась и пошла обратно, всю дорогу слыша за спиной шорох уверенных шагов. — Собственно, это, очевидно, все, что оста…

Продолжая говорить, я обернулась и осеклась на полуслове. Северянин переводил взгляд с коменданта на счетовода и был бледен как смерть. Я вопросительно вскинула брови. Он опустил глаза и отрицательно мотнул головой.

— Рад видеть вас живым, фарр комендант.

Я покосилась на Этана. Если раньше Лаппо беспокоился за сохранность своей шкуры, то теперь я начинала опасаться за коменданта. Уж слишком мало радости в этом голосе. Мелькнула шальная мысль случайно приложить непробиваемого майора чем–нибудь покрепче камня. Чужие пальцы предостерегающе тронули за локоть. У уха раздался едва слышный шепот:

— Следи за лицом.

Я открыла было рот, но тут же застыла, вскинув руку. Уши дернулись навстречу почти неразличимому звуку.

Тихий шелест крыла. Едва заметное царапанье когтей о камень. «Мать» сама скользнула в руки.

— Идут…

Снова — лавина. На этот раз — другая. Почти неслышная, почти невидимая в пещерной темноте. Боги мои, сколько же…

Я успела сделать два выстрела — навстречу летящему из длинного тоннеля за спиной живому темному потоку. Взвилось пламя, высвечивая ряды скалящихся морд, заплясали кривые, изломанные тени, пахнуло в лицо черным густым чадом.

Этан внезапно выбросил руку в сторону, схватил «мать» за ствол и резко дернул вверх — так, что дуло подскочило к потолку.

— Какого хрена ты делаешь?! — заорала я, пытаясь выдернуть ствол. Не иначе, у этого на голову больного придурка не руки, а клещи — откуда только силы взялись?!

— Не мешай! — он отбросил «мать» и перекрыл мне линию обстрела собственной спиной. Я бросилась в сторону, подбирая оружие, и застыла, прижатая к земле волной оглушительного крика. Не визга — т'хоры кричали, как маленькие дети.

Сила хлынула вперед ледяной удушающей волной. Нереально огромной — не бывает на свете силы, равной Смерти. Потусторонний голодный холод, стылые равнины, призраки без лиц и тел, чьи голоса сплетаются в безвольное: «Хозяин»… Призраки, ледяными голодными пальцами льнущие к жизни, тянут ее тонкими яркими потоками, жадно глотают и требуют — еще…

Эхо сотен едва слышных голосов. Они стонут, они хотят жить. От них веет ненасытной стужей, ледяными заснеженными полями, и душа начинает застывать от холода.

Сила льется полноводной рекой, затапливая узкий тоннель, жадными призрачными руками выпивая жизнь — десятки жизней. Мечется под потолком эхо детских испуганных криков.

— Боги мои, — шепчет северянин, стеклянными глазами, в которых плещется первобытный ужас, глядя перед собой. — Боги мои…

Леденеют пальцы, поднимаются дыбом волосы на затылке. Лавина застывает и медленно проминается назад. Одна за другой падают пустые, высохшие оболочки, разлетаются мелкой серой пылью.

Сердце бьется медленно и тягуче, с трудом прогоняя застывающую кровь. Вздох. Другой. Третий… Тоннель пуст. Пуст и засыпан серой пылью.

Темная фигура впереди падает на подломившиеся колени.

— Этан. Этан! — тормошит его Бес. — Этан, отвечай! Не хватало, чтобы ты сгорел, ненормальный!

Я медленно подхожу и опускаюсь рядом. Беру его руки в свои и говорю:

— Возвращайтесь, учитель.

Мелькают перед глазами снежные равнины без конца и края, изломанные скалы цвета крови и море, скованное льдом. Я захлопываю перед тобой эту дверь. Это моя личная Бездна, нечего тебе делать там…

— Какой я тебе учитель?… — он обмяк у меня на плече, тяжело и хрипло дыша. Я придержала его за пояс и начала медленно подниматься вместе с ним.