Эхо войны. Неудобная правда

Д. Куликов: Кстати, про пропаганду. У немцев имелась гигантская пушка «Большая Берта». Ее специально доставили под Ленинград. Расчет был на то, что, не входя в город, они смогут этим орудием нанести ему раны, несовместимые с жизнью. Это тоже была цель! И как вяжется «Большая Берта» с гуманитарными коридорами? Но логика «правдолюбов» не интересует. Их цель – отменить то, что для нас выполняет важнейшую функцию идеалов. То, на что мы можем равняться. «Да не образец это! А тот, кто берет в качестве образца, – лох последний!» И это, конечно, очень мощное средство работы даже не с общественным мнением, а, я бы сказал, с национальным сознанием. Слово «скрепы» кому-то может не нравиться, но есть же такие вещи, которые действительно сшивают нас как политическую нацию независимо от национальности и социальной структуры…

Г. Саралидзе: Я бы сказал, независимо от стран и тех границ, которые сейчас существуют.

Д. Куликов: Ведь что произошло? Национальные конфликты проэксплуатировали сразу, как развалился Советский Союз, хотя они были не причиной, а следствием этого развала. Социальная дифференциация возникла как результат начальной стадии капитализма с накоплением капитала и всеми грабительскими схемами. Я не оправдываю капитализм в принципе, но в своей начальной стадии он особенно жесток. И еще появление границ. На Западе, вообще-то, рассчитывали, что на этом мы кончимся! Все нормальные «цивилизованные» страны уже бы кончились. А эти гады живут! По их представлениям, мы должны были между 2010-м и 2015 годом вообще закончить свое существование. Появились бы 20 30 маленьких регионов на месте бывшей России. И бывшие республики союзные тоже распались бы на части. Но этого не произошло. Расчет оказался неверным.

Точно так же Гитлер считал, что Ленинград не устоит. По всем расчетам европейского рационального сознания в Ленинграде все должно было закончиться очень быстро. Но не закончилось. Почему? Потому что есть такое русское идеальное пространство. Русское не в этническом, а в культурном, традиционном смысле, то, что нас с вами сшивает. Этого они понять не могут. Потому что мы устроены принципиально другим образом, российским. Ну а нацизм это вершина европейского расизма. Самая развитая его форма. И мы наблюдаем столкновение принципиально несовместимого, поэтому агрессия по поводу таких образцов, как Ленинград, и возникает.

А. Гаспарян: Во всей этой конструкции меня больше всего поразил новый тренд, введенный в оборот Перри. Она сказала, что в городе было зафиксирован массовый каннибализм. И даже в подзаголовок одной из глав вынесено, что мамы ели детей, а дети ели мам. Допустим. Но почему никто не захотел рассказать эту историю до конца? Действительно, 98 случаев каннибализма было зафиксировано во время блокады. Это правда. Это очень горькая страница. Но давайте также скажем, что виновных в каннибализме немедленно расстреливали. Потому что все прекрасно понимали, что подобные факты подтачивают сам советский стержень и могут отрицательно воздействовать на все население блокадного города. Кто-нибудь об этом сказал? Нет, разумеется. Потому что это невыгодно.

Проще построить такую идеальную схему: почему обороняли? Потому что Сталин был тупой, потому что был обыкновенный коммунистический фанатизм. И советская власть толкнула людей на каннибализм.

А дальше – мостик опять же в сторону Украины. Хорошо всем известная теория голодомора: адская советская власть заставила людей есть друг дружку. У нас даже фильмы снимали об этом. И сколько народу до сих пор искренне верит, что именно так и было? Если на подобные факты не отвечать на политическом, на общественном уровне, то рано или поздно общественное сознание изменится – и все будут считать, что не надо было защищать Ленинград, не надо было защищать Сталинград, не надо было окапываться под Курском, не надо было на Зееловских высотах проявлять чудеса героизма. Ничего не надо было делать! Потому что так действуют только лохи.

Я недавно услышал гениальную формулировку, объясняющую, почему мы не европейцы: потому что мы каждый город защищаем. А вот в Европе подошла армия – и Париж, пожалуйста, ключи выносит. Я объяснил людям, что действительно в европейской традиции именно так и есть. У нас другая традиция: когда враг у столицы, для нас война только начинается. Мы берем вилы, топоры и совершаем невозможное. Вот это надо уяснить. Я советую просто послушать голос блокадного Ленинграда, нашего коллегу (его называли блокадным Левитаном) Лазаря Маграчева, который вел прямые трансляции. Слава Богу, эти записи сохранились.

Г. Саралидзе: Ну как же, воспоминаний блокадников огромное количество.