Эхо войны. Неудобная правда

Согласимся, мало кто осилит 49 томов, каждая страница которых (это не фигура речи) переполнена кровью сотен тысяч людей. Я вот сломался томе на тридцатом не смог дальше читать. Я даже скажу, на чем сломался – на методичном обсуждении рецептов мыла. Теперь представьте, какие там были материалы по поводу Ленинграда. Вот эти немецкие сухие сводки. И советские сводки. Без всяких дневников Тани Савичевой. Просто сухой отчет о том, что полумертвые хоронили мертвых зимой 1941 года, и фотографии некоторые. Это очень сильно отрезвляло! Другой вопрос, что прошло 70 лет, на Западе забыли.

Г. Саралидзе: Есть еще одна очень любопытная деталь. С одной стороны, говорят, что СССР нужен был этот символ. Я соглашусь – символ, конечно, необходим. И нужно было, чтобы Ленинград не сдали. С другой стороны, говорят могли сделать что-то в военном смысле, помочь Ленинграду, но не помогли. Что противоречит первому утверждению. Где же логика?

Д. Куликов: А логики не должно быть. Логика этого тезиса находится в другом пространстве. Знаешь в каком? В пространстве тезиса «преступная власть»: в России любая власть преступна, она ни во что не ставит ничьи жизни, никакие ценности и ничего не делает для людей. Это основной тезис ведущейся против нас идеологической войны. Он логической критики не выдерживает. Власть – это функция социальной организации. Ни одного социума без власти не бывает. Власть не может быть преступной. Те или иные люди могут совершать преступления, но это должно быть установлено судом. Но плевать на эту логику и противоречия, важно утвердить тезис о том, что любая власть в России преступна всегда.

А. Гаспарян: Нет, были два исключения: Временное правительство и первое правительство Ельцина. Когда все в тартарары катится – вот тогда власть у нас не преступна.

Д. Куликов: Ну да, и то про первое правительство Ельцина так в основном его семья говорит. А про Временное правительство Керенский, наверное, написал из Америки. Я бы не считал эти примеры особыми исключениями.

Тезис «могли помочь, но не помогли» нужен для того, чтобы указать на историческую преступность российской власти, которой не следует подчиняться ни при каких обстоятельствах. Вот и все.

А. Гаспарян: Была же целая теория у непримиримой политической эмиграции, что эту власть можно не только предать – ее можно и продать. Эта же теория, кстати, была популярна в 1920-1930-х годах. Теперь она просто вышла на новый виток. А если у тебя не получается какое-то утверждение подтвердить документами, можно всегда сказать: «Не захотели помогать». Армия Самсонова гибнет в Пруссии не захотели помогать. В годы Гражданской войны разгром конного корпуса Жлобы не захотели помогать. В Финляндии Красная армия завязла в снегах – не захотели помогать. Это очень удобно. А если начнешь им объяснять, что у Советского Союза просто не было сил, чтобы помочь блокадному Ленинграду в полном объеме, тебе сразу скажут: «Надо было лучше готовиться». И тут же заявят, что Советский Союз – это вершина милитаризма, где все только и мечтают о войне. Вот где здесь логика?

Д. Куликов: Да, напасть Сталин был готов первым, но к войне не подготовился. Никакого когнитивного диссонанса у них не возникает, потому что сам материал не имеет значения, важна функция: ударить по принципу организации общества – по власти.

Г. Саралидзе: Меня удручает, что подобные вбросы, в том числе о блокаде Ленинграда, вызывают дискуссию. То есть нет в обществе единого отношения к этим событиям. А если возникает дискуссия по такой теме, значит, что-то не так.

А. Гаспарян: Я не вижу, в чем здесь дискуссия. Я пока ни разу не слышал, чтобы кто-то пытался доказать ненужность блокады Ленинграда.

Г. Саралидзе: И как реагировать на это?

Д. Куликов: Я понимаю, Гия, в чем твое беспокойство. Есть такая концепция – окно Овертона называется. Технология, с помощью которой можно манипулировать людьми. Только никто не сказал, каким образом с ней можно бороться. Советское общество было закрыто для окон Овертона. В принципе никакие дискуссии вести было нельзя, за распространение диссидентской литературы – тюрьма.

А. Гаспарян: А потом перестройка – и все рушится.

Д. Куликов: Все происходит буквально за пару лет. И я считаю, что не надо нас пугать окнами Овертона и утверждать, что если всех пересажать, то у нас наступит тишь да гладь в обществе. Это мы уже проходили.