Эхо возмездия

Штабс-капитан умоляюще посмотрел на Федора Меркулова, безошибочно распознав в нем бывшего офицера, но, хотя военные обычно поддерживают друг друга, тот только покачал головой и отвернулся.

– Хорошо, я отвезу ее, – решился Волин. Штабс-капитан встрепенулся.

– Я поеду с вами! Я не оставлю ее!

– Не имею возражений, – устало ответил доктор.

Вечер был безнадежно испорчен. Вместо того, чтобы сидеть за одним столом с баронессой Корф, дышать ее духами и смотреть, как переливаются золотом ее волосы в свете ламп, ему придется возиться с больной Печкой, заполнять бумаги, а если она, не дай бог, преставится, то и вообще хлопот не оберешься…

Вызванные хозяйкой дома слуги подняли бесчувственную женщину и понесли, штабс-капитан метался вокруг них и пытался им помогать, но в результате только мешал. Кто-то должен был пошире раскрыть двери, чтобы удобнее было нести тело, и Сашенька поспешил сделать это, но по его лицу Георгий Арсеньевич видел, что вовсе не желание помочь движет молодым человеком, а все то же стремление как можно скорее избавиться от скандалистки и забыть, что она вообще существует на свете. Уходя, Волин расслышал, как Бэрли с ученым видом спрашивает у хозяина дома:

– А у вас имеется… как это сказать… наказание за самовольное проникновение в чужая собственность?

– Разумеется, есть, – ответила за отца Наденька, – но эта женщина явно больна, и зачем папе вызывать полицию, когда можно обойтись врачом…

Василису Печку кое-как пристроили в шарабан, причем голова ее свешивалась вниз, как у мертвой. Начал сыпать мелкий колючий снег.

– Подождите! Георгий Арсеньевич, подождите!

Волин обернулся и увидел, как Ольга Ивановна, даже не надев пальто, сбежала с крыльца.

– Я могу поехать с вами… Я ведь нужна вам?

– Ольга Ивановна, я не имею права лишать вас такого прекрасного вечера, – серьезно произнес доктор. – И в шарабане мы все не поместимся… Приезжайте, когда вечер закончится, я пришлю за вами Пахома, он вас подождет.

Но его слова не обманули Ольгу Ивановну – она поняла, что ее присутствие доктору неприятно, он заметил отвращение, с каким она смотрела там, в гостиной, на Василису и ее никчемного мужа, и теперь Волин осуждает ее за это. Из ее рта вырывался пар, но Ольга Ивановна даже не чувствовала, как ей холодно.

– Как скажете, доктор, – стараясь говорить как можно более ехидно, промолвила она.

Георгий Арсеньевич посмотрел на ее несчастные глаза и смягчился.

– Идите в дом, Ольга Ивановна… Вы простудитесь, не нужно этого. Идите, не стойте тут на ветру.

У нее отлегло от сердца, она подумала, что доктор все-таки заботится о ней… Но Волин уже забрался в шарабан, и думал он только о том, что ему делать, если больная в ближайшее время не придет в себя.

– Она ведь не умрет? – умоляюще спросил штабс-капитан. Складки жира на его шее и те обвисли от горя.

– Будем надеяться, что нет, – хмуро ответил Волин. – И зачем вы сюда приехали!

Он все еще переживал из-за испорченного вечера, но штабс-капитан понял его по-своему.

– Поверьте, доктор, я ведь тоже говорил ей: зачем? – зашептал он. – Говорил, все равно ничего хорошего из этого не получится… А она как удила закусила: хочу, мол, в глаза бесстыжие ему поглядеть, подлецу этому!

Терентий Емельянович судорожно всхлипнул и закрыл глаза рукой. От него пахло потом, дешевым табаком и горем – смесь, которую даже более спокойному человеку, чем Волин, было нелегко вынести. Но тут до мужчин донесся слабый стон, и Василиса приподняла голову.

– Где я… Что это со мной? Терентий…

– Василиса!

Он обрушил на жену поток слов. «Как же она его испугала!» Говорил он, не надо им было сюда приезжать…

– Куда? – изумилась его жена.

– Позвольте, – вмешался доктор. – Скажите, сударыня, вы что, ничего не помните?

– Я не знаю… Все как в тумане… я…

Не закончив фразу, она снова потеряла сознание.

– Господи боже мой! – простонал штабс-капитан. – Ведь я же знал, ничего хорошего из нашей поездки не выйдет! Говорил я ей…

И в последующие несколько минут он на разные лады пережевывал эту мысль, не слушая никаких увещеваний. Легко вообразить состояние Волина, который схватывал смысл с первого раза и терпеть не мог, когда ему что-то повторяли.

В больнице Василиса Печка пришла в себя, и речь ее сделалась более осмысленной, но доктору не нравилось, что больная выглядела вялой и слабой, отвечала с заминкой и вообще мало чем напоминала ту склочную злобную бабу, которая совсем недавно устроила скандал в снегиревской гостиной. При одном упоминании об убийстве, жертвой которого стала ее старшая сестра, Василиса начинала плакать и метаться на постели, и Волин был вынужден дать пациентке успокоительное.

– Вам есть где остановиться? – спросил он у мужа.

Терентий Емельянович всполошился.

– Доктор, куда ж я пойду, когда она здесь? Я возле нее посижу, вдруг ей помощь понадобится или что еще…

– Для этого есть сиделки, – буркнул Георгий Арсеньевич.

– А если сиделка уснет? И потом, зачем им ради нас тревожиться?.. Я тихо буду сидеть… Слово чести, доктор, миленький, я никому мешать не буду! Мне бы только убедиться, что с ней все хорошо…