Экипаж черного корабля

Комитетчику подсказывали, относительно разборчиво шепча на браши в покуда неотшибленное правое ухо, и тут же тыкали ножичком сквозь неоднократно проткнутые многослойные штаны прямо в промежность. Вообще-то теперь «баки» могли и не унижаться до разговора на его языке. После первичного инерционного отмалчивания, он резко и достаточно связно заговорил на эйрарбакском, ведь когда-то в далеком ордене Честного Меча его этому учили: какой из тебя расовый наблюдатель, без освоения языка враждебной, приговоренной эволюцией расы? Но возможно сейчас, имперский спецназ не желал рисковать, опасаясь слишком свободного, обнажающего планы, перевода? Все могло быть.

– Они всего лишь хотят покинуть «Ящер» живыми! – кричал по шпаргалке Мурашу-Дид. Кричал он громко, потому что те, с кем он говорил, предположительно стояли за железными выступами стен. – Пропустите их! Как только мы выполним их очень скромные требования, они уйдут!

– Кто ты такой, предатель? – интересовались с окрестностей «штаба-купола».

– Отвечай, – цедил в ухо РНК-шнику прячущийся за его туловищем северный абориген. Можно было радоваться, этого маленького он боялся не так сильно, как того первого большого, хотя вовсе не тот сделал из его пальца шуруп.

– Я Мурашу-Дид, председатель РНК!

– А чего это вы с врагами в обнимку? – там смеялись, и, кстати, опять женские голоса.

– Да я… – хотел сказать комитетчик самостоятельно, но снова чувствуя лезвие между ног замолкал, слушал суфлера рядом. – Меня отпустят в обмен на небольшое количество продовольствия. Я заложник.

– Ты заложник, «верный друг»? – похохатывали впереди. – Просто заложник? А зачем ты довел врагов сюда?

Такие вопросы Мурашу-Диду не нравилось, а тон еще более, тем паче, оскорбительное «тыканье». Во всех прошлых случаях получалось проще: он представлялся, их подпускали ближе, возле уха шипели иглометы, рвались где-то гранаты и все. Конечно, в первый раз это его ошарашило, но потом выработалось привыкание. Он даже стал надеяться, что когда-нибудь все кончится и его, за хорошее поведение, отпустят. А кто в родном гига-танке узнает о его походе? Ведь все те, кто видел, однозначно мертвы. Сейчас творилось что-то не то. Могло кончиться плохо. Эти люди позади – переразвитые приматы – они очень нервные: могут запросто сломать ему не только палец, но и руку – и главное, ни за что; просто из-за несговорчивости собственной бортовой полиции.

– Позовите какого-нибудь офицера! – внешне стойко приказывал Мурашу-Дид. – Лучше генерала-канонира Тутора-Рора!

– Генерал Тутор под арестом! – кричали оттуда.

«Под арестом? – удивлялся старший РНК-шник. – Кто же его арестовал?», – хотел он спросить, но внезапно думал, что все правильно и именно так следовал сделать давно.

– Ну, кто там есть из старших?! – совсем уверенно, жестко, как в былые времена, спрашивал Мурашу. – Давайте его сюда!

– Самая старшая на борту и всюду – Великая Мать!

– Кто? – искренне не понимал комитетчик.

– Её волей и силой, погубивший всех РНК от власти отстранен! – сообщали из преддверья «купола», другим, но внезапно знакомым голосом.

«Улла Ююл!», – неожиданно узнавал Мурашу. Он хотел даже гаркнуть, почему она оставила вверенный пост – присмотр за командиром «горы», но неожиданно внешние обстоятельства менялись.

– Смерть предателям! – визжали впереди.

И верный друг Честного Меча чувствовал ужасающую боль, оставляющую далеко на задворках полуоторванный левый мизинец: похоже в него одновременно втыкались сотни боевых иголок. И мир для него исчезал.

96. Перебор