- Вправо тридцать, уходи на бреющем, я прикрою!
- Ох, и шустрый! Что ты ему сказал?
- Что ты его не любишь. Он обиделся.
- Он, случайно, не того?
- Нормальный. Ребёнка ждут. Не трогай.
Улепётываю на форсаже. Говорила же Ева. Слушаться надо. Да чтобы я ещё когда-нибудь… Нет, но какие гады! Насмехаются! Я должен видеть своими глазами, кто из вас посмеётся последним. Боевой разворот. На розовеющем небе – две стрелы инверсии. Лобовая атака. Никто не отвернёт, я знаю. Молнии трассеров. Разошлись в считанных метрах, оба дымят. Факелы в небе. Из чёрных облаков взрывов выпадают три белых пятнышка парашютов. Когда они успели?!
- Отведи меня, Господи, от таких врагов - дрожащий голос Майкла еле доносится из наушников. Что-то я плохо слышу, заложило уши.
Вертолёты подбирают пилотов. Живы, без сознания. Лучше прыгнуть в пустой бассейн с небоскрёба, чем катапультироваться на сверхзвуке, говорил святой отец. Под нами – мёртвые горы. Вдруг, на многие километры внизу – океан адского пламени. Все установки, изготовленные на Ковчеге, дают пятиминутный залп. Урал такое видел миллиарды лет назад. При сотворении мира. Кажется, наступил его окончательный конец. Дисплей чист от вражеских меток, в эфире – приказ возвращаться.
Фрэнк промокнул тампоном мои бедные уши, вата красная.
- Вам нельзя в воздух, будут осложнения. Хуану - тоже.
- Надо, док. Дайте таблеток.
Что-то вкалывает, пью пилюли, смотрит осуждающе.
- Я не гарантирую…
- Я должен обеспечить гарантию победы.
- Через два часа выпейте это. Иначе сойдёте с ума от боли.
Хуан тоже забирается в кабину.
- Я курсанта возьму.
- Не справится. Поехали.
- В твоём роду Гагариных не было?
- Как? Не расслышал.
- Поехали, тетеря.
Белый день, на бескрайнем море Обской губы – рассыпанные на большом расстоянии друг от друга штрихи кораблей. "Америке" досталось. С катеров противника ударили реактивные миномёты, два попадания. На катере несколько убитых, командир ранен. Повреждены аппаратура наведения и излучатель. Морис потратил две торпеды на маломерные, но слишком агрессивные цели. Остальные рассеялись. Орудия Ганса не добивают до рассредоточившихся кораблей, на боевой частоте – немецкие проклятия. Мари упустила шанс пополнить словарный запас. Это он от бессилия. Хуан даёт картинку. Через пять секунд битва на Оби закончилась.
Хорошо, что доктор Стоун уложил нас в постель. Мы не видели завершающего этапа сражения и жареного человеческого мяса. Аппаратуру поставили на вертолёты. При малейших проявлениях активности противника, на его голову падали десятки шаровых молний и ракет. "Шельде" вошёл в Обь и высадил десант. Через сутки войска блокировали четырнадцать бункеров. Пять из них выжжены до стерильного состояния. Там были электростанции и радары подземного комплекса. Цепная реакция. Два входа были залиты остывающей магмой расплавленных скал. Нику и его "медвежатникам" пришлось потратить много времени и взрывчатки для вскрытия. Это входит в список трудностей службы, как он выражается. Трудности, оказывается, только начались. Лабиринты подземелий разобщены автономными отсеками, на каждом новом рубеже - ловушки, мины и огневые точки. Прямо тебе пирамида Тутанхамона. Вадим применил огнемёты, пошло легче. Потеряли полторы сотни человек, много раненых. Подземная битва продолжалась восемь дней. Как повелось, главные крысы забились в самую неприступную щель. Выковыривали привычным способом, но и здесь мистера Шепарда ждали некоторые затруднения. Трудности его только вдохновили. Война вообще занятие нелёгкое, и закалённый воин не искал простых путей. Он искал решения, и находил их. Ни один из главных крыс не покончил с собой. Трусы всегда надеются на спасение, даже повиснув на пеньковом галстуке. Привычные требования адвоката, присяжных и европейского суда. Это - пожалуйста. "Европа" вошла в Обь.
Ваня Грозный с перевязанной головой и поломанными рёбрами. Вадим Лебедев контужен, но в общем цел. Оглохший, в изодранном кителе и с новой повязкой на многострадальной правой руке Ник Шепард. Теодор Гек на двух ногах, но с одним правым глазом. Дознаватели. Шесть обвиняемых в чинах не ниже полковника. Тайная вечеря. Что творится в кабинетах следствия – никто знать не хочет.