Шагаем по бывшему горному шоссе. Много трещин и провалов, но намного легче, чем по затопленной низине. Миновали разрушенное пустое селение. Катастрофа показала свой масштаб. Нам повезло, что мы пережили это вдали от берегов. Строения были словно размяты гигантскими жерновами. Уцелеть в этом месиве не было шансов ни у кого, будь ты в здании или снаружи. Словно великан старательно растаптывал всё вокруг, даже деревья были вырваны с корнями или поломаны. Что же это было? Какая беда навалилась на Землю с такой яростью? Я не находил ответа, лишь чёрная злоба на военных, призванных защищать людей, а вместо этого удвоивших мучения выживших, зарождалась в душе. Мари уже не скрывала слёз.
- Ты видела дым на противоположном склоне? Значит, погибли не все. Есть надежда, есть, дорогая! Мы будем идти до конца.
Она прильнула к моей груди:
- Я так боюсь, Фэд. Ты не можешь себе представить!
- Могу, Мари. У меня была жена и двое детей. Они жили на побережье. Я молюсь только о том, чтобы их мучения были недолгими. Но жизнь продолжается. Нам выпало жить. И мы должны жить, невзирая ни на что. Сейчас у меня есть Ева. У тебя есть Макс. Нам уже немного легче, есть с кем поделиться, есть, кому доверить себя. Это уже немало на сегодняшний день. А сейчас – в путь.
Мы поднимались всё выше по бывшему серпантину шоссе. Миновали ещё одно селение. Там мы встретили первого человека, пережившего страшный день на суше. Старик сидел на пригорке, возле него паслись две овцы. Он не отреагировал на наше появление. Попытки заговорить с ним на нескольких известных нам языках не увенчались успехом. Он помахивал прутиком и о чём-то беседовал со своими животными. Взгляд его был пустым и далёким. Безумие. Это страшнее смерти. Оставив ему консервов, мы продолжили путь.
Ночевали в каком-то гроте на склоне горы, которую пытались покорить. Если Мари не ошибается, до цели осталось километров десять. Потрескивает костёр из собранных по дороге веток. Здесь уже почти не встречаются деревья. Идти значительно легче, но недостаток кислорода не позволяет развить большую скорость, начинается одышка. И вот за очередным поворотом виднеются белые строения. Мари переходит на бег. Еле удерживаю её за руку:
- Ты хочешь, чтобы в самый важный момент разорвалось сердце?
- Оно разорвалось три месяца назад.
- Здания почти не повреждены. Мари, я боюсь ошибиться, но, кажется, Бог всё-таки есть на свете. Я вижу дым костра.
Это невозможно описать никакими словами. Закалённые годами морской службы, видевшие страдания и смерть мужчины - плакали. Сначала одна девочка сказала:
- Мама.
Затем вторая робко подошла и утонула в объятиях Мари. Молодая женщина обратилась ко мне:
- Вы – месье Жан?
- К сожалению, нет. Он погиб. Меня зовут Фэд. Как вам это удалось?
- Люси и Сара не поехали на экскурсию. Я осталась с ними, мы поднялись на тот пригорок и собирали цветы. Вдруг всё заревело, как тысяча демонов, земля уходила из-под ног. Мы упали и покатились по склону. Я очнулась первой. Девочки были в ссадинах, но в общем целы. Здание монастыря построено четыреста лет назад, оно выдержало удар. У нас был запас продуктов и воды, крыша над головой. Мы знали, что за нами придут. Вот и дождались. Меня зовут Алина. Что в городе? Мои родители остались там.
- Алина, города больше нет. Боюсь, ваших родителей – тоже. Собирайтесь, нам надо идти.
С детьми дорога оказалась длиннее. Мы уже третий день брели по серпантину, спускаясь к бывшему городу. Сверху уже видна бухта и силуэт "Европы" в ней. Мы держали постоянную радиосвязь с кораблём, я слышал ликующий голос Макса:
- Фэд, я знал, что ты мужик, но ты совершил чудо! Мари, милая, как я рад за тебя!
Насчёт чуда он погорячился. Ну, сходили, ну, послала судьба хоть Мари немножечко счастья. Это счастье шагало за ручку с нашей подругой и лепетало что-то по-французски. Я узнал, что означают слова: женщина расцвела. Как-то странно сложились наши отношения, и я никогда особо не наблюдал за Мари. Симпатичная, стройная умная женщина. Я уважал её и понимал, что Максу досталась достойная подруга. Но сейчас мои и других ребят глаза, впервые за длительное время, отдыхали на её лице. Плечи её, казалось, расправились, как крылья.
Другое счастье вцепилось ладошкой в мои пальцы. Мы как-то сразу подружились. Взглянула – и я понял – эти глаза я никогда не смогу обмануть. Тринадцатилетняя Сара из Норвегии. По-английски там умеют говорить почти все, и мы болтали с ней на разные темы. Детям удалось легче пережить катастрофу, они ещё не могли оценить её масштабы, а само это событие пережили в забытьи. Никто не приехал за ней за всё время, и ребёнок потянулся к первому улыбнувшемуся.
- Дядя Фэд, а ты умеешь рыбачить? Мой папа ловил во-о-от такую треску. Ты бы знал, как её умеет готовить моя мама.
И я хвастался, что ловил. Действительно, ловил, и даже крупнее, чем её папа. Которого, похоже, ты не увидишь больше никогда. Нельзя говорить ребёнку такие вещи.
- Тётя Ева тоже вкусно готовит. Ты пробовала борщ? Ну, красный украинский суп?
- Тётя Алина варила нам суп из помидоров, но мне не понравился.